— Мы должны были бы… я уверена… Зачем нам портить такой хороший день? Пойдем в замок! Будем пить и есть с остальными! В конце концов, тебе осталось провести с нами всего лишь несколько дней. Давай насладимся ими.
Несомненно, королева была права. Взяв мать под руку, Сигурд направился в замок.
— Время не имеет значения.
Но на пути в трапезную Сигурду не давали покоя мрачные мысли.
Что-то было… не так.
Слишком уж все выглядит… правильно.
Время не имеет значения?
Он уже когда-то слышал эти слова! Но кто же сказал это? Снова и снова повторяя про себя знакомую фразу, Сигурд как будто слышал голос. Голос мудрого, повидавшего жизнь человека. Но это был не Эолинд. Сигурд никак не мог вспомнить лицо этого человека или связанные с ним события.
Он затряс головой, пытаясь сосредоточиться на том, что же происходит вокруг. Мать смотрела на него с тревогой, но ее глаза почему-то были пустыми.
Конечно, в светлом зале сидела веселящаяся компания, и все приветствовали его звоном кубков и радостными возгласами. Сигурд сел рядом с людьми, которые были его друзьями. Все они настойчиво просили рассказать им историю о завоевании Ксантена, хотя Сигурд уже не раз говорил им об этом. Молодая светловолосая служанка, косы которой, словно стрелки, указывали на ее роскошную грудь под тонкой льняной рубашкой, кокетливо подмигнула ему. Это было обещание ночи, которая могла бы начаться, пожелай он только…
У Сигурда зачесалась нога, и он протянул руку, чтобы унять зуд. Внезапно у него снова возникло ощущение какой-то… неправильности своего окружения, будто кто-то взял фальшивую ноту или на идеально написанном полотне появился лишний мазок.
Кожа у него на ноге была гладкой, покрытой пушком светлых волос. И все же Сигурд ожидал, что его рука наткнется на узловатую выпуклость на коже.
Шрам?
Почему у него должен быть шрам? В битве за Ксантен ни один меч не коснулся его тела и он, к счастью, не пролил и капли крови — даже от шипов роз.
Сигурд усилием воли заставил себя думать. Казалось, что мыслям в его голове приходилось преодолевать какое-то сопротивление. Кровь шумела у него в ушах. Он ударил кубком по столу, расплескав красное вино.
Гернот приобнял сына за плечи.
— Что с тобой, благородный король Ксантена? Неужели празднества утомили тебя больше, чем славная битва за твое королевство?
Смех присутствующих стал более резким, теперь их лица напоминали размытые пятна. Сигурд понимал, что это не действие алкоголя.
Это… Что это было?..
Сигурд встал, отмахиваясь от заботливых рук друзей.
— Мне… мне нужно прилечь. Простите мое сегодняшнее настроение.
Рядом с ним тут же очутилась юная служанка, и он почувствовал ее мягкое податливое тело, страстно прижимавшееся к нему.
Послышалось рычание. Сигурд провел ладонью по глазам, надеясь восстановить ясность зрения. На столе перед ним стоял волк. Его мех отливал золотом, а умные голубые глаза холодно поблескивали. Он скалил зубы и гортанно рычал.
Сигурд сделал шаг назад, защищая руками лицо, а затем, споткнувшись, упал.
Но зверь не прыгнул на него, а просто стоял на столе среди умело приготовленной еды и кубков с вином и водой. Никто, кроме Сигурда, не обратил внимания на неожиданное появление волка. Гернот нежно гладил жену по голове, Лиля показывала Эолинду новое платье своей любимой куклы, а Ион с Геленом чокались кубками, украдкой поглядывая на роскошную светловолосую служанку.
Никто…
…не обращал внимания…
…на волка…
В этот момент Сигурд понял, что он не верит в этот мир. Мир, где он был воином и славным королем. Мир, в котором с его губ слетали чужие слова, а битвы не оставляли шрамов. Где каждый день превращался в праздник, а каждая ночь была наполнена страстью.
Это был мир без боли. А мира без боли не бывает.
Его семья с изумлением наблюдала, как Сигурд отполз по полу к стене и выпрямился. Прислонившись спиной к камням, он нащупал ладонью меч, висевший за спиной.
— Что случилось? — заботливо спросил Гернот. — Ты перепил вина? Или съел что-нибудь не то?
— Поиграй со мной! — пискнула Лиля, протягивая брату куклу.
— Я так горжусь тобой, — сказала Эльза, но ее голос звучал с непривычной для нее безучастностью.
И по-прежнему никто не обращал внимания на волка, утащившего кость с тарелки Эолинда.
Сигурд ослабевшей рукой вытащил меч из ножен.
— Не приближайтесь ко мне!
— Эй, дружище, зачем волноваться? — воскликнул Ион, поднимая руки, чтобы показать свои дружеские намерения. — Садитесь за стол, и все будет в порядке.
— Почему вы поднимаете меч против ваших друзей? — спросил Гелен, улыбка которого размазалась, а речь с каждым словом становилась все лицемернее.
Они стали приближаться к нему. Они по-прежнему были приветливыми, но их лица казались мертвыми и бледнели по мере того, как Сигурд всматривался в них.
— Король Ксантена, — шептали они хором. — Победитель Вульфгара. Мудрый король. Великий воин. Любимец женщин.
Волк украдкой наблюдал за тем, как Сигурд запаниковал и, не зная, что ему делать, ударил Гернота мечом в грудь! Стало тихо, правда, лишь на мгновение. Сигурд вытащил лезвие из тела отца и увидел, что на теле не оказалось раны.
Гернот улыбнулся.
— Ты никогда не сделал бы отцу больно. Не бойся.
Эльза протянула руку, чтобы погладить его по голове.
— Не бойся. Спи. Поддайся сну…
— Не бойся, — прошептала Лиля, но кукла в ее руках показалась Сигурду оружием, а может, созданием из Утгарда.
К нему протянулись десятки рук. Их было слишком много, и за ними нельзя было разглядеть людей. Они прикасались к нему и дергали его за одежду. В монотонном гуле голосов он не мог различить, о чем говорят эти люди. Сигурд уже не был уверен, что действительно находится в трапезной при дворе Исландии. Он прислонился спиной к стволу дерева, а не к стене. Столешница перед ним пропала, словно выполнила свое задание.
Сквозь десятки пальцев, мелькающих перед его лицом, Сигурд увидел волка.
Он пару раз ударил мечом по толпе, но все было тщетно. Лезвие не могло разрезать тела, не оказывавшие сопротивления.
Все это… было ненастоящим.
Ничто из того, что он видел, не было реальностью. Это была шутка, которую сыграло с ним его сознание. Не более чем опьянение и просто злая насмешка.
Сигурд не чувствовал своего окружения, а тела его друзей и семьи напоминали покрывала, под которыми он был погребен и которые ему теперь приходилось отбрасывать.