Именно в этот момент Зигфрид принял решение во что бы то ни стало отомстить богам за эту кровавую резню.
— Прости меня, что я не был с вами, Альбан. Я бы отдал жизнь, чтобы спасти вас и Ксандрию.
— Кххоролева, — с трудом прохрипел Альбан. — Спаси… кхгр… ее…
Потребовалось несколько мгновений, чтобы смысл этих слов дошел до Зигфрида.
— Спасти Ксандрию? Значит, она жива?
Альбан хотел схватить Зигфрида за руку, но сломанные кости не позволили ему это сделать.
— Укххргард, — прошептал он, и жизнь стала покидать его тело. — Кххоролева…
Наконец смерть освободила старика от мук, державших его при жизни, дабы он смог передать эти слова Зигфриду. Альбан выполнил свой долг, и даже больше. Зигфрид взял платок, чтобы накрыть лицо преданного советника.
Он вышел на балкон, поднял Нотунг к заходящему солнцу и закричал:
— УТГА-А-АРД!!!
Орда тащила Ксандрию сквозь землю, пока все ее тело не покрылось грязью. Она выплевывала прогнившую почву, забивавшуюся ей в уши, под ногти и в лоно. Корни ранили нежную кожу королевы, но раны не кровоточили, потому что на них налипала грязь. Дышать тут было невозможно, да Ксандрия и не заботилась о том, чтобы наполнять легкие воздухом. Внезапно демоны пробили дно Мидгарда и Ксандрия полетела вниз. Так могло продолжаться до тех пор, пока она не умерла бы на пустынной земле Утгарда. Но демоны вновь впились в ее тело и, цепляясь за корни Иггдрасила, стали спускаться вниз. Они не были особо осторожны, и королева снова и снова билась головой о толстые корни, вскрикивая от боли. Когда же в ее тело впивались толстые занозы, Ксандрия едва не теряла сознание.
Там, где корни Иггдрасила уходили в землю Утгарда, демоны снова подняли королеву на плечи и потащили ее к зловонной горе, бывшей их жилищем. Они обитали там, заселив сотни грязных пещер. От войн богов, происходивших тысячи лет назад, демонам досталось много железа, поэтому, недолго думая, они приковали королеву тяжелыми цепями к отвесу скалы.
Потребовалось три дня, чтобы Ксандрия пришла в себя. Впрочем, время тут не имело никакого значения. Ее мысли сейчас вращались вокруг побега и еды. Изредка демоны бросали ей пищу, которую ничто не могло превзойти по отвратительности. Но в конце концов желудок Ксандрии пришел в такое отчаяние, что заставил рот не выплевывать то, что можно было хоть как-то переварить.
Говорить с этими созданиями не имело смысла. Они игнорировали все мольбы и просьбы королевы, снуя по пещерам туда-сюда и время от времени сверля свою пленницу неприятным взглядом. Иногда они принимались гортанно хихикать. Судя по всему, ее вид доставлял демонам чистую радость.
Так, в сущности, и было. Этим безобразным существам редко доводилось видеть нежную белую человеческую плоть, как, впрочем, и человеческий страх, и ничего прекраснее этого демоны не знали. Они хотели сломить благородство молодой красивой женщины, ибо в подземном мире это было исключительным лакомством. Через несколько дней относительного покоя, которые Ксандрия провела, рыдая и голодая, демоны начали бить ее острыми палками, наслаждаясь криком своей пленницы. Когда тело Ксандрии стало слишком слабым, чтобы исторгать истерические вопли, демоны подошли поближе и принялись расцарапывать когтями ее воспалившиеся от грязи раны. И королева оправдала их ожидания. Она плакала и молила о пощаде. Или, по крайней мере, о быстрой смерти. Демоны были в восторге.
Вскоре они заметили, что несчастная женщина кричит и отбивается с особым остервенением, когда они входят в ее лоно…
Каждое утро и каждый вечер Зигфрид выкрикивал имя своей возлюбленной, стоя на стенах сожженного замка. Он призывал Одина и Утгард, он был в ярости и обращался к Брюн-гильде. Он насмехался над нибелунгами, надеясь, что они явятся к нему.
Но все оказалось тщетным. Дни были такими же безжизненными, как и ночи, и такими же застывшими, как и мертвое королевство Ксантен. Лесные звери начали подбираться к разлагающимся трупам, чтобы полакомиться мертвечиной.
Зигфрид понял злобную иронию посмеявшихся над ним богов. Разве у него теперь не было Ксантена? Разве он не властвовал над королевством единолично, да еще держа в руке Нотунг? Боги действительно исполнили его желание — как одно, так и другое. Опасность в жажде того, чего так сильно хочешь, можно было и не заметить… А вот утратить то, что имеешь…
В какой-то момент он увидел тонкие струйки дыма на западе. Зигфрид подозревал, что это лагерь франков, чувствовавших себя увереннее, поскольку теперь у них появилась возможность присоединить к своему огромному королевству пустошь, в которую превратился Ксантен. Тут не было короля, которого нужно было побеждать, не было войска на границах. Разрушенный Ксантен, девственно чистый и безлюдный, стал легкой добычей для любого, кто решил бы занять его территорию. Зигфриду не хотелось противиться новым хозяевам этой земли с мечом в руках. То, что было желанием его сердца с того момента, как он узнал о своем происхождении, уже не имело для него ценности. Королевство было столь же ничтожным, как и кровь, в которую нельзя было вдохнуть жизнь и любовь.
На четвертый день своего отчаяния Зигфрид придумал, как ему вызвать Брюнгильду. Сам Один поручил валькирии отвести принца в Валгаллу, когда смерть потребует его душу. Так ли это? Зигфрид решил проверить свое предположение. В лучшем случае он мог подманить ее. А в худшем он умрет, что, в общем-то, его не пугало. Мысль о том, что он свободен в своих действиях, придавала ему сил. Зигфрид нашел в своей прежней комнате чистую рубашку, вымылся в чистом ручье и поджарил кусок телятины, чтобы подкрепиться.
Вечером он сел на камень в центре королевского двора, упер рукоять Нотунга в землю и приложил острие меча к своей груди. Руки он расслабленно свесил вдоль тела, а глаза закрыл. Одно резкое движение — и все закончится. Меч, который когда-то спасал его предков, поможет ему положить конец неизбывному горю. Не такой смерти мог бы пожелать себе воин, но в это мгновение любая смерть для Зигфрида была хороша. Он чувствовал выкованное им же острие меча, царапающее кожу и словно ищущее путь в его тело. Острие было теплым, приятным. Оно обещало быструю смерть. Зигфрид подумал о том, не помолиться ли ему, но у него больше не было богов, которых он мог уважать. Асы оказались жестокими и подлыми, а бог христиан не защитил Ксандрию. Что ж, это последнее путешествие ему придется совершить одному. Последний раз вздохнув, Зигфрид уже напряг мышцы для рывка.
— Твой отец никогда бы не выбрал столь трусливый путь, — услышал он голос валькирии.
Зигфрид открыл глаза. С тех пор как демоны уничтожили Ксантен, в замке больше не горели факелы, и в лунном свете силуэт Брюнгильды казался тенью.
Его план сработал.
— Ты пришла за моей душой или только для того, чтобы посмеяться надо мной? — спросил Зигфрид.
Стало немного светлее, так как из земли показался конь валькирии с его восемью копытами, горевшими огнем.
— Ни то, ни другое не заставило бы меня поторопиться сюда, — ответила Брюнгильда, и в ее голосе послышалось нечто, напоминающее сожаление. — То, что произошло, не должно было произойти.