Кроме того, с некоторым опозданием Куковкин задумался над тем, зачем, собственно, Хозяину болота понадобились Агата, Поросятниковы и Колька Пеструхин. Именно четверо, да еще так срочно, до без пяти двенадцать ночи. Дескать, другого такого случая ему придется еще тысячу лет ждать.
Оттолкнувшись от этого, Вовка прикинул, что тысячу лет спустя наступит 2999 год. Чем тот год будет знаменит, Куковкин, конечно, не знал. Однако знал, чем знаменит этот — 1999-й. Во-первых, это последний год, начинающийся с 19, а во-вторых, единственный год в тысячелетии, имеющий подряд три цифры «9». Кто-то из ребят в школе сказал, будто число 666 — число Зверя. И в какой-то священной книге, которая называется «Апокалипсис», про это число написано. А Зверь — это не кто иной, как самый главный черт, то есть Сатана. В голове у Куковкина сразу что-то законтачило, и он сообразил, что 999 — это то же, что 666, только перевернутое рверх ногами. Тогда получалось, что Хозяин болота имеет какое-то отношение к Сатане, а не просто водяной, леший или иной хмырь болотный. Тут Вовка вспомнил, что перед тем как перенести его сюда, Хозяин заставил его произнести заклинание: «Аве, Сатанус!» Тогда Куковкин как-то не уловил его смысл, но теперь догадался, что, как видно, напрямую обращался за помощью к Сатане. По крайней мере, для того, чтобы перенестись на болото вместе с черной книгой и Колькой Пеструхиным.
Тем не менее Вовка еще и сейчас не очень испугался. Во-первых, потому что покамест ничего плохого от Хозяина не видел. Во-вторых, с Агатой, Поросятниковыми и Пеструхиным ничего ужасного тоже не произошло. Подумаешь, сидят как замороженные! Наконец, если Вовке достанутся все обещанные вещи, то ему будет наплевать на их происхождение.
Просидев минуты три рядом с завороженной публикой, Вовка рискнул встать на ноги. Сделал он это с опаской, даже голову задрал на всякий случай: вдруг какая-нибудь змея на шею с веток упадет? Но на ветвях берез змей не было. Однако когда Куковкин решился пройтись по полянке и слишком близко подошел к краю, как из травы, росшей в промежутке между березами, немедленно поднялась треугольная головка, выстрелила раздвоенным язычком и сурово прошипела. Вовка понял без переводчика: «Дальше не ходи, укушу!» То же самое происходило и около других берез. Выходит, хоть Вовка и выполнил блестяще поручение, свободу ему все-таки ограничили.
Куковкин, однако, особо не переживал по этому поводу. Гадюки — это всего лишь слуги, охранники, которым приказали сторожить. Просто Хозяин болота занят своими делами, до Вовки у него руки не дошли. К тому же куда Вовка пойдет с этой полянки? В болото? Тонуть в трясине? Дорогу-то ведь он не запомнил. Так что змеюки к нему, скорее, для его же безопасности приставлены.
Успокоив себя этим, Куковкин еще раз прошелся вокруг полянки и убедился, что змеи на середину не выползают, а дежурят только по краю. Соответственно, если вести себя прилично и не пытаться бежать, то ни одна гадина его не цапнет. Бежать Вовка никуда не собирался, поэтому чувствовал себя вполне спокойно. Как вдруг откуда-то сверху послышался какой-то скрипучий, очень противный голос:
— Дур-рак! Вовка — дур-рак!
Вот от этого внезапного звука, нарушившего болотную тишину, у Куковкина впервые за нынешний вечер мороз по коже прошел.
Вовка задрал голову вверх и увидел на ветке одной из берез большущую черную птицу. Намного больше обыкновенной серой вороны. Словно бы специально для того, чтоб у Вовки не было никаких сомнений, что каркала именно она, птица еще раз открыла клюв:
— Вовка — дур-рак!
Куковкин поежился — уж больно мерзкий был голос у этой представительницы крылатого племени. Примерно так же резало уши дома, на кухне, когда мама начинала оттирать сковородку от пригоревшей пищи. Но там, кроме неприятного звука, ничто особо не тревожило. Здесь, на Гнилом болоте, все воспринималось по-другому…
Конечно, не было ничего сверхъестественного в том, что птица заговорила и обозвала Вовку дураком. Попугаи всех дураками обзывают — и ничего, никто это за чудо не почитает. К тому же Куковкин знал, что разговаривать — точнее, подражать человеческой речи — умеют не только попугаи, но и скворцы, и еще какие-то виды птиц.
Но эта, черная и длинноносая, прокаркала не обычное: «Попка — дурак!», а вполне четко услышанное: «Вовка — дурак!» То есть создавалось впечатление, что эта летающая болтунья, у которой мозгов немногим больше, чем у курицы, не просто повторяла где-то услышанную фразу, а очень даже понимала, что произносит. С точки зрения науки, такого, наверно, быть не могло. Но Куковкин зоологию еще не проходил и о том, что такого в принципе быть не может, не догадывался. Тем более что здесь, на Гнилом болоте, у него на глазах произошло уже столько всяких чудес, что говорящая ворона, даже знающая Вовку по имени, казалась сущей ерундой.
Очень скоро Куковкин окончательно убедился, что птица действительно умеет говорить, а не занимается звукоподражанием. Более того, оказалось, что эта клювастая еще и мысли читает не хуже, чем сам Хозяин болота. Произошло это почти сразу же после того, как Вовка мысленно назвал клювастую говорящей вороной.
— Попр-рошу не оскор-рблять! — сердито прокаркала птица. — Я не ворона! Я — вороница!
— А это разве не одно и то же? — удивился Куковкин.
— Конечно! Вор-рон отличается от вор-роны почти так же, как человек от обезьяны! — заявила вороница. — Вор-рон — это символ мудр-рости! А ты — дур-рак!
— Чего ты обзываешься? — рассердился Вовка и поискал глазами, чем бы пульнуть в эту грубиянку.
— Я не обзываюсь, а констатир-рую факт! — каркнула вороница. — Только дур-рак мог повер-рить чер-рту!
Вовке сильно поплохело. Хотя вообще-то он и так догадывался, что Хозяин болота — черт и ничего особо нового для себя не узнал. Зато впервые подумал, что Хозяин его запросто, ничем не рискуя, может обмануть. А поскольку Хозяин — это черт, то ничего хорошего от него в конечном итоге не получишь.
Куковкин, конечно, насчет чертей имел кое-какое представление. В русских сказках с ними даже Иваны-дураки очень успешно управлялись. Ну и Балда, разумеется, из сказки Пушкина. Кузнец Вакула даже слетал на черте за царскими туфельками из Украины в Санкт-Петербург.
Но сказки — это сказки. Там черти, как правило, довольно безобидные, простодушные и совсем не страшные ребята. А вообще-то, по-настоящему, они вроде «черных риэлтеров». То есть бандитов, которые, подпоив какого-нибудь пьяницу, заставляют его подписать договор о продаже квартиры, а потом убивают. Только вместо квартир черти покупают у людей души. И когда такой человек умирает, то его душу утаскивают в ад. А в аду его душа попадает на вечные муки. Ее там жарить на огне будут или в котле варить. По крайней мере, так говорила мамина мама, бабушка Нина, дочка Константина Макарыча и прабабушки Нюши.
Бабушка Нина разъяснила Вовке про чертей еще давно, когда он был маленький и однажды, рассердившись, закричал на сестру: «Пошла к черту!» А заодно еще и сказала, что детей — то есть Вовку с Агатой — надо обязательно окрестить. Папа, конечно, только посмеялся. И мама тоже сказала, что все это глупости. Дескать, пускай дети подрастут, а потом сами выберут, в какую веру им креститься и надо ли это делать вообще. Нельзя нарушать права ребенка на свободу совести. Почему обязательно он должен быть православным? Может быть, он католиком захочет быть или баптистом? Или вообще кришнаитом. А может, и вовсе ни в какого бога не верить — это ведь тоже пока что законом не запрещается. И поскольку папа ко всем этим делам относился равнодушно, мамино слово оказалось решающим.