— А где Гнилое болото? — спросил Вовка.
— Там, — прадедушка махнул рукой куда-то назад, на другой конец деревни. — Обе речки из этого болота вытекают.
— Странно, — заметила Агата, — болото такое опасное, а речки разные. Одна дурная, а другая хорошая. Почему так?
— Ничего странного нет, — ответил Константин Макарович. — По правде сказать, ни добра, ни зла отдельно не бывает. Они повсюду рядом находятся. Как плюс и минус на батарейке. Отключи один полюс — и тока не будет, лампочка не загорится.
— Насчет батарейки — это я понимаю, — кивнула Агата, — а насчет добра и зла — не очень… Разве нельзя точно сказать, что хорошо, а что плохо?
— Вот скажи мне, внучка, погода, как сейчас: жара, солнышко печет, сушь уже неделю стоит — это хорошо или плохо?
— Конечно, хорошо! — не задумываясь ответила Агата.
Вовка промолчал, но ответил бы точно так же.
— Для вас с братишкой — хорошо, согласен, — кивнул Константин Макарович. — Вы отдыхать, загорать и купаться приехали. А вот для нас, сельских, очень даже плохо. Забот прибавляется, солнце без дождя нам урожай губит. Сейчас мы дождя просим, считаем, что если дождь будет — это добро. Но если дожди без меры польют — тоже ничего хорошего не получится.
С этими словами, которые Куковкиных заставили задуматься, прадед стал, опираясь на свою суковатую клюку, спускаться по тропинке в сторону речки Честной. Вовка и Агата пошли следом.
Вдоль речки росли густые ивовые кусты, полностью заслонявшие собой речку, и саму воду даже с высоты Маланьиной Горки было невозможно разглядеть. Но Константин Макарович уверенно зашагал по тропке через кусты и через несколько секунд вывел ребят на малюсенький песчаный пляжик — всего-то метра два шириной. Дно тоже было песчаное, волнистое, почти без камней. И никаких банок-склянок через прозрачную, как хрусталь, воду не наблюдалось. Зато были отлично видны стайки мелких рыбешек, с любопытством подплывавших почти к самому берегу.
— Вот тут у нас все, кому надо, купаются, — объявил старик. — Речка, конечно, неширокая, но посередине — глубоко, можно поплавать, если кто умеет. И загорать можно.
— Какая вода прозрачная! — восхитилась Агата, сняла босоножку и потрогала воду ногой. — И не холодная вовсе… Можно мы прямо сейчас искупаемся?
— Покамест не спеши. Успеется! Сперва я вам покажу, где тут рыбу ловить можно.
— Я эту рыбу ловить не умею и не люблю, — сказала Агата. — Вы сходите с Вовкой, а я искупаюсь.
— Ладно, так и быть, — согласился Константин Макарович.
Агата осталась на пляжике, а Вовка двинулся следом за прадедом вдоль речки, по той же тропинке, петлявшей через ивовые кусты.
Вскоре тропинка пошла немного вверх и вбок, и прадед с правнуком взобрались на небольшой обрывчик, возвышавшийся над водой, сквозь которую, хоть она и была не менее прозрачна, чем у пляжика, дно не просматривалось.
— Вот это ямка метра три глубиной, — сообщил старик. — Тут вроде бы заливчик небольшой, вода немного застаивается, и в ней много всякого корма для рыбы заводится. Иногда даже видно, как большие рыбы с поверхности всякую живность хватают.
— Удочки-то у меня нет, — заметил Вовка виновато, — мне мама не говорила, что тут в реке рыба водится. Да и вообще, если по правде, то я ловить не умею…
— Ну, это не беда! — улыбнулся дед. — Под вечер сходим порыбачим. У меня счастливая удочка есть…
Наверно, он хотел рассказать, отчего удочка счастливая, но вдруг то ли вспомнил что-то, то ли что-то его насторожило. Улыбка быстро сбежала с лица старика, и Макарыч озабоченно произнес:
— Что-то не слыхать нашей Агафьи! Вроде бы из воды не выходила, а тихо…
Вовка к речной тишине не прислушивался и насчет Агаты не беспокоился. Куда она, дылда этакая, может подеваться?! Но слова прадеда его взволновали. Кто его знает, какая тут еще нечистая сила водится?
Между тем Константин Макарыч заторопился в сторону пляжика, Вовка последовал за ним. Когда они выбрались из кустов, то ни в реке, ни на песке Агаты не увидели. И одежды тоже не было.
Впрочем, Вовка при этом особо не испугался. Мало ли, может, Агата просто куда-то за кусты ушла? Однако прадед тревожно пробормотал:
— Вот оно что! — и посмотрел на песок. — Ну, негодяй! Ну, злодей!
Там, рядом с отпечатками босоножек Агаты, отчетливо просматривалась цепочка кошачьих следов…
— Это тот, Злодей? — догадался Вовка.
— Он самый, бесово отродье! — проворчал Макарыч. — Говорено же было дуре: как увидишь — сразу гони чем ни попадя, а она небось не поверила… Ну, теперь надо догонять поскорее, пока беды не стряслось!
И старик торопливо пошел по тропке в ту сторону, куда вели следы.
Впрочем, очень скоро следы исчезли, а тропка разделилась на две. Одна повела на склон холма, то есть к деревне, а другая — куда-то вдоль реки, вниз по течению.
Сначала прадед и правнук направились вверх, проскочили через ивняк и выбрались на открытое место, где начинался подъем на Маланьину Горку. Склон холма оказался пуст, на тропинке никого не было. Вовка метнулся назад, но Макарыч его остановил:
— Пошли в гору! Злодей Агашку вдоль реки поманит. На Дурную увести захочет. Эта дорожка длинная. А мы их по короткой, через горку, обойдем и перехватим!
И, почти позабыв про свою суковатую клюшку, старик быстро зашагал в гору, да так ходко, что Вовка за ним еле-еле вприпрыжку поспевал.
Довольно быстро добрались до проезжей дороги и некоторое время шли по ней в сторону мостика через Дурную. Однако метров через двести Константин Макарыч свернул налево, на какую-то совсем незаметную тропочку, и стал вновь спускаться к речке.
— Мы к тому месту идем, где Честная и Дурная сливаются, — пояснил он Вовке на ходу. — Там всяко мимо нас не пройдут. Если успеем — отвадим Злодея, а не успеем — худо будет!
— Кот ее съест? — брякнул Вовка.
— Съесть не съест, — отозвался Макарыч. — А вот на Гнилое болото заманить может…
Пробравшись через ивняк, мальчик и старик оказались на небольшом пятачке-перекрестке. Продолжение той тропы, по которой они шли, выводило на узкий остроконечный мысок. Слева мимо него текла уже знакомая добрая речка Честная, а справа — таинственная и опасная Дурная. Даже если б прадед не рассказал Вовке о том, какая между этими речками разница и не поведал правнуку, как они называются, то мальчик и так догадался бы, какая из них хорошая, а какая плохая. Слишком уж сильно они отличались друг от друга с виду.
Вода в Дурной была мутная, какая-то зелено-коричневая, непроглядная. Над ней жужжали какие-то злые и очень большие мухи. И пахло от этой реки какой-то гнилью. Даже ивы, которые росли на берегу Дурной, выглядели нелепо корявыми и очень противными, а их листья напоминали не то ножи, не то наконечники стрел. Причем цвет у них был не приятно-зеленоватый, как у листвы ив, росших по берегу Честной, а вредный, ядовитый какой-то.