Все это я слышал впервые, хотя такая информация действительно могла храниться в резервном архиве Унипола. Не шутка ведь — гибли люди. Вероятно, кто-то ею занимался, изучал; вероятно, правительству Серебристого Лебедя она тоже была известна; наверное, проводилось расследование, принимались какие-то меры. Возможно, и объяснение все эти случаи получили, только таксист об этом не знал. Разобрались здесь, на месте, не прося ничьей помощи. Во всяком случае, за время моего пребывания в Униполе такая информация по нашему отделу не проходила. Много странного, много неизученного и пока необъяснимого оставалось в обитаемых мирах да и на самой Земле(!), а уж ее-то, казалось бы, за столетия можно было ползком облазить вдоль и поперек, каждый камешек перевернуть, каждую песчинку просеять и сосчитать, все моря-океаны процедить через мелкое сито и докопаться до сути всех явлений. Но не получалось…
Таксист приумолк, за моей спиной слышалось похрапывание, перекрывающее тихое жужжание ровно работающего двигателя. Стан, наверное, тоже дремал. Снег все сыпал и сыпал, и казалось, авто мчит не по дороге, а летит в облаках. В темно-белесой вышине, сопровождая нас, плыло расплывчатое бледное пятно — это тщетно пытался заглянуть под облачный покров один из спутников Серебристого Лебедя — Колибри, Итака или Саланган.
Саланган. Там погибла ужасной смертью оператор Патриция Уллин, погибла только потому, что кто-то здесь, на Серебристом Лебеде, неистово жаждал затащить ее в свою постель или оказаться в ее постели. Значит, для мыслеобразов не помеха даже космические расстояния? Или все-таки тот, вожделеющий, тоже находится на Салангане, в одном из подземных городков или на борту стоящего на посадочной площадке туристического челнока?
Монстры и призраки, черные треугольники, фронтир-терминатор, опоясывающий планету и отступающий к восточному полушарию под натиском каких-то неведомых сил, убивающие себя исследователи и легендарные рыцари Дальней Разведки — все смешалось в моей голове. Таксист вновь принялся о чем-то рассуждать, но его голос слился для меня с жужжанием двигателя и я перестал воспринимать смысл его слов. Я парил над белой снежной равниной, и по равнине скользило множество треугольных теней, взявшихся неведомо откуда; тени сливались друг с другом, образуя бесчисленные черные фигуры, так хорошо знакомые мне теперь…
— Где вас высаживать, господа?
Вопрос таксиста вырвал меня из зыбкого мира непрерывно меняющихся образов. Я повернулся назад. Стан дремал, откинув спинку сиденья и сложив руки на животе, скорбная чета сидела прямо и неподвижно, а господин в зеленом плаще чуть ли не клубком свернулся на сиденье и похрапывал, приоткрыв рот.
— Около Пантеона, если можно, — негромко сказала женщина.
— Конечно можно, — ответил таксист и вопросительно посмотрел на меня.
— А нас, пожалуйста, к окружному управлению полиции, — сказал я, массируя затекшую шею.
— Угу, понял. — Водитель почему-то повеселел. — С повинной, что ли?
— Что-то в этом роде, — неопределенно ответил я.
— Ладно, тогда сначала вас, это ближе. А того господина в последнюю очередь; спит ведь, неудобно будить…
— Ничего, сейчас разбудим, — пробормотал Стан и легонько похлопал соседа по плечу. — Извините, куда вас подвозить?
Господин дернулся, ошалело повертел головой и непонимающе уставился на Стана.
— Мыши уже не грузятся, да!
— Куда вас подвозить? — повторил Стан. — Водителю надо знать, куда вас везти.
— А? Куда? Все равно куда, мыши уже не грузятся, — хриплым спросонок голосом заявил господин, пытаясь с головой завернуться в плащ. — Впрочем, к собору Пантократора, — добавил он из-под плаща. — Или нет, лучше сразу к пяти лестницам.
— Понял, — вновь кивнул таксист. — К пяти, так к пяти. А то у нас и собора-то такого нет. А пять лестниц как-нибудь найдем. А может и на четырех сговоримся.
Мы уже въехали в город и авто сбавило скорость. Снег серебрился в свете редких уличных огней, деревья с оголенными ветвями толпились возле невысоких домов с темными окнами. Мы прокатили по мосту — мелькнула внизу тускло блестящая черная вода неширокой речки, — свернули у каких-то высоких серых строений с глухими стенами, проехали по узкой пустынной улице и, сделав еще один поворот, выбрались на улицу пошире, где начали попадаться мерцающие вывески и освещенные витрины магазинов.
Чем дальше углублялись мы в улочки Четвертого Рима, тем более я утверждался во мнении, что столица округа — это обыкновенный провинциальный городок, остававшийся почти неизменным со времен Заселения. Первое впечатление, конечно, могло быть ошибочным; к тому же, разве можно оценить незнакомый город, если едешь по нему ночью, когда улицы еле освещены и падает снег? И все-таки не чувствовалось в городе ни размаха, ни той торжественности и величавости, которой обладал настоящий, самый первый земной Рим. Я понятия не имел, где находятся Рим-два и три и есть ли вообще города с такими названиями. Но Четвертый Рим был, и мы ехали по его узким улочкам, и где-то здесь занималась производством медикаментов фармакогруппа «Альберт», и где-то здесь находился офис аутмаркета «Коцит».
— А городишко-то на Рим никак не тянет, — негромко сказал Стан за моей спиной. — В лучшем случае, на мой Хелм.
— А ты бывал в Риме?
— Нет, — признался Стан. — В Париже был, и в Лондоне, даже в Сиднее, это далеко, в Австралии, за океаном. А в Риме не довелось. Учился в Познани, потом Вуотсо, окружное управление… Но о Колизее представление имею.
— О, Колизей! — оживился таксист. — У нас великолепный стадион «Колизей». Может вместить всех жителей города и еще останутся свободные места. Только с каждым годом свободных мест все больше и больше.
— Почему? — поинтересовался я, хотя прекрасно знал — почему.
— Многие уезжают. У нас тут не только дома — целые кварталы почти пустые, я же вам говорил. Едешь вечером — и редко-редко где окно светится. И везде так, не только у нас, в Риме; в других местах тоже. Разъезжаются кто куда… Ходят слухи, что фронтир начал отступать быстрее, чем раньше. В общем, боятся — вот и бегут. Я бы тоже, может, куда-нибудь подался, но кому я там нужен? Где работу искать? Опять же, семья… Да и вообще, — с каким-то ожесточением сказал таксист, — трусливый народ-то оказался, верит всякой ерунде. Вот и мой сосед тоже… А я считаю так, — он хлопнул ладонью по щитку управления, — была бы реальная опасность, нас всех давно бы поставили в известность, предупредили: спасайтесь, мол. Помощь бы какую-то оказывали. И сами бы здесь не сидели, если опасность. Ерунда все это, кому-то выгодно такие слухи распространять и все скупать за бесценок. Ерунда! — повторил таксист, но в голосе его я не почувствовал убежденности.
«Возможно, кто-то действительно греет руки на этих слухах, — подумал я. — Спасайтесь, бегите — жизнь отступает! И бегут, продавая недвижимость. Кому продавая? Кто скупает за бесценок?» Собственно, это никак не касалось ни меня, ни нашего отдела, но и пропускать мимо ушей подобную информацию я не мог, поэтому решил по возвращении в Кремс поделиться ею с работниками Совета Ассоциации. Скорее всего, конечно же, они знают об этом не хуже меня — но мое дело сообщить, а их дело разобраться, что к чему. Многие, на первый взгляд, узкие проблемы при ближайшем рассмотрении оказываются не такими уж и узкими, и всегда надо действовать сообща, сотрудничать, а не замыкаться в собственных рамках. Сотрудничество, только сотрудничество!