— Нич-чего не понимаю, — недоуменно произнес дубль-офицер. — Андрей, по-моему, ты влез не туда — это же не его воспоминания, а какого-нибудь прапрадеда!
Мы со Станом молча переглянулись и Стан задумчиво оттопырил губу.
На экране была городская улица — грязно-серые девяти — и десятиэтажные здания с какими-то палками на крышах. Кажется, это были громоотводы. Или старинные антенны для приема телевизионных передач. На зеленых газонах валялись обрывки бумаг. По тротуару шли люди, кое-кто — в очках. Да-да, в старинных очках! Вдоль дороги тянулись столбы с проводами, проезжали совершенно допотопные авто, от которых вился сизоватый дымок. К навесу подкатил вагон с двумя наклонными штырями на крыше — они каким-то образом крепились к проводам над дорогой и скользили по ним. Я вспомнил, что такой транспорт прошлого назывался то ли дилижансом, то ли троллейбусом.
Да, возможно это была память прапрадеда. Но возможно — и воспоминание самого Лайоша Ковача. «Я не меняюсь, Лео, я словно выброшена из времени…» Лайош Ковач некогда мог выторговать себе долгую-долгую жизнь… Я подумал, что средства от продажи транквилизатора «Льды Коцита» могли поступать именно на его банковский счет. По условиям договора (богатство, девственницы)… А он делился ими с другими… помощниками…
— Андрей, давай дальше! — нетерпеливо потребовал Патрис Бохарт. — Нам Илион нужен, Илион, понимаешь? А не эта старина! Ведь был же у тебя Илион, куда он подевался?
— Так ведь тыкаю наугад, господин Бохарт, — начал оправдываться оператор. — Сами ведь знаете, что никаких методик нет. Все вперемешку…
— Да знаю! — с досадой сказал дубль-офицер. — И все-таки поищи Илион, ведь был же Илион!
Оператор вздохнул и склонился над пультом.
…Битых четыре часа мы рылись в воспоминаниях Лайоша Ковача и пока не обнаружили ничего, заслуживающето внимания. Улицы Илиона, комната Ковача, обрывки полипередач, магазины, какие-то люди, полупустые маршрутники, жующие рты, собачьи бои, голые женские зады, вновь жующие рты, собачьи бои и малолюдные улицы… И все это — в полной тишине; мнемовизор не воспроизводил звуков.
Был уже глубокий вечер. Что ж, впереди целая ночь, а потом день, и следующая ночь…
— Ден, принеси чего-нибудь пожевать, каких-нибудь сосисок, — сказал Патрис Бохарт и посмотрел на меня. — Или пойдем поужинаем?
— Да нет, будем смотреть, пока не заснем, — ответил я. — Уж если взялись…
— Сколько сосисок брать? — спросил поднявшийся Ден.
— Побольше! — плотоядно произнес Патрис Бохарт. — И упаковку «Лесного ручья», только пусть немного подогреют.
Ден отправился за провизией, а Патрис Бохарт посмотрел на часы.
— Через десять минут вечерние новости. Снова его покажут, — он кивнул на безмятежно спящего Лайоша Ковача. — Господи, хоть бы кто-нибудь отозвался! С этой мнемотехникой можно провозиться до следующего года!
А на экране сменялись улицы, магазины, собачьи бои, жующие рты и обнаженные женские ноги…
Мы поглощали принесенные Деном сосиски с удивительно вкусными булочками, запивали их ароматным напитком «Лесной ручей» и копались, копались, копались в воспоминаниях Лайоша Ковача. Странные это были воспоминания — в них переплетались разные эпохи и разные миры. «Обещаем тебе счастливую жизнь на земле, а затем сойдешь во Ад и будешь вместе с нами проклинать Господа…» Я вглядывался в застывшее лицо Лайоша Ковача, я и верил, и не верил… Страшно было в это поверить…
На экране возникла неспокойная поверхность океана; волны бежали к серому горизонту, на неширокую палубу судна то и дело падали брызги.
— Он еще и любитель морских прогулок, — мрачно сказал Патрис Бохарт, прожевывая очередную сосиску.
Затем, ощутив, видимо, сигнал наручного транса, поднес его к уху, выслушал сообщение и неожиданно закашлялся, поперхнувшись сосиской.
— Есть! Есть! Понял! — прокричал он сквозь кашель, схватил бутылку «Лесного ручья» и начал делать большие глотки, а Рональд Ордин принялся хлопать его по спине.
Наконец дубль-офицер прокашлялся и отдышался, и его побагровевшее лицо вновь стало принимать нормальный цвет. Он допил свою бутылку и победоносно посмотрел на меня:
— Нашлись все-таки! Нашелся! Я же говорил, что он не в пустоте действовал, а в Илионе. У нас здесь народ любопытный. Его опознали! Сейчас порасспрашиваю.
Еще раз натужно кашлянув, Бохарт поднес к лицу руку с трансом. Помолчал немного, нетерпеливо подергивая коленями, потом, нахмурившись, сказал:
— Куда же он подевался? Что ему дома не си… — И тут же сменил тон: — Господин Хакасима? Это дубль-офицер Бохарт из городского управления полиции. Вы только что говорили с дежурным… Да-да, знаю… Да, Ковач… Лайош Ковач. Да, вознаграждение у нас… Нет, вам потом сообщат… Не беспокойтесь, мы от своих слов не отказываемся. Да, именно так — иначе лишились бы помощников. Господин Хакасима, повторите, пожалуйста, вашу информацию, я хочу кое-что уточнить… Да, обязательно, в ближайшее время. Не сомневайтесь, господин Хакасима…
Патрис Бохарт замолчал и стал слушать, а мы, затаив дыхание, смотрели на него. Оператор оторвался от пульта и с любопытством подался в нашу сторону. И только один Лайош Ковач оставался безучастным. А на экране продолжал колыхаться океан.
— Спасибо, господин Хакасима, — наконец с чувством сказал дубль-офицер. — Вы нам очень помогли. Нет-нет, не сомневайтесь. Мы вас известим. Что? Нет, я же говорю — в самое ближайшее время. Обязательно… Спасибо, господин Хакасима.
Патрис Бохарт заложил руки за голову, зажмурился, потянулся всем телом, потом ударил себя кулаками по коленям и с довольным видом обвел всех нас глазами:
— Итак, господа, позвольте доложить. Господин Хакасима только сегодня вернулся в Илион. Господин Хакасима, конечно же, поинтересовался вечерними новостями. И узнал нашего гостя, — последовал жест в сторону Лайоша Ковача. — У господина Хакасимы хороший прогулочный катер, и господин Хакасима любит кататься с сыном до ближайших островов. Из Зеленой бухты, это по ту сторону пляжной зоны, за старым казино.
— И в той же Зеленой бухте стоит катер Лайоша Ковача, — вставил Рональд Ордин.
— Именно! — воскликнул дубль-офицер. — Ради такой информации не грех было и подавиться сосиской. Так вот, господин Хакасима несколько раз видел, как Ковач отправляется в путь или встречал его в прибрежных водах.
Я взглянул на экран: океана там уже не было, а было какое-то многолюдное застолье, причем одежда присутствующих женщин и мужчин смахивала на одеяния персонажей исторических фильмов о Земле до периода нуль-перебросок.
— В последний раз господин Хакасима встретил катер Ковача неподалеку от острова Двух Разбитых Сердец где-то с месяц назад, — воодушевленно продолжал Патрис Бохарт. — Точнее он не помнит. Ковач направлялся в открытый океан, за Прибрежный Пояс. А катер у него подходящий.
«Надо снять показания с курсографа катера Ковача, — подумал я. — Тогда будет ясно, куда он совершает морские прогулки».