По одной версии священник до расстрела спрятал в церкви несколько священных предметов: чашу для святых даров, копие для причащения, несколько бокалов для вина, и все это — в красивой, окованной серебром дарохранительнице. Потом-де церковь сгорела, и клад сгорел вместе с ней.
По другой версии священник закопал этот клад уже в развалинах церкви, и закопал потому, что ждал ареста.
По третьей версии закопал клад вообще не священник, а дьячок. Он прятал священные предметы у себя, и когда арест стал и для него неизбежностью, отнес на развалины церкви и закопал дарохранительницу.
Но во всех версиях этой истории закопавший клад, лицо духовное, делает заклятие и проклинает всякого, кто этот клад откопает. Представить себе священника, который действует так же, как Флинт или Джон Сильвер, мне очень трудно: все-таки очень уж разная это среда обитания — портовые трущобы и церковь, да и воспитание у них несколько иное. Но легенда гласит именно так: священник заколдовал клад и проклял всех, кто достанет его на свет божий. Это мне тоже, по правде говоря, кажется несколько странным: ведь вынуть клад могли очень разные люди и из очень разных соображений.
А развалины церкви так и остались грудой кирпича и строительного мусора прямо посреди Балахтона. Несколько раз пытались строить что-то на этом месте, но всякий раз на самой ранней стадии постройки что-то происходило: то рушились леса, то загорались строительные материалы, то заболевали ответственные за стройку люди, то разворовывались приготовленные кирпичи… В общем, при множестве неосуществленных попыток так ничего на месте церкви и не построили.
А в середине 1990-х в местной школе появилась невероятно энергичная девушка и быстро стала там организатором внеклассной деятельности. Начала, помимо всего прочего, рейды по местам боевой и трудовой славы, раскопки на местах сражений и так далее. Среди прочих подвигов эта девушка (назовем ее… ну скажем, Валентиной Сергеевной — чтобы не называть настоящим именем) раскопала и развалины церкви. И старая легенда подтвердилась! В отличие от множества сибирских деревень, где вам расскажут про «клад Колчака», и про «старого попа, который в подполе закопал пять кило золота», балахтонский клад не оказался чистой воды враньем и пополнил собой школьный Музей трудовой и боевой славы… кажется, он так называется.
Школа, развалины церкви и вообще все важные общественные учреждения в Балахтоне находятся в самом центре, совсем рядом, и клад «переехал» совсем недалеко. Теперь он лежит на витринах, под стеклом всего в нескольких десятках метров от места, где пролежал в смеси битого кирпича и земли несколько десятилетий.
Но оказалось, что находка клада стала спусковым механизмом для зловещих и мрачных событий. Для начала сгорел дом со всеми обитателями, погибла целая семья — примерно в километре от центра Балахтона. Через две недели взбесился бык, сорвался с цепи, убил хозяина и хозяйку. Еще через три недели загорелось подворье, в огне погиб старик и двое маленьких детей. Потом еще и еще горели дома и гибли их хозяева, врезались в заборы автомобили и угорали вроде бы и не очень пьяные люди. Все эти события происходили на одном и том же расстоянии от центра, и нетрудно было увидеть, что пояс несчастий описывает своего рода круг вокруг развалин церкви и действующей школы, где под стеклом в потоках света от направленных на него ламп лежал клад.
Естественно, в деревне этот пояс несчастий мгновенно связали и с проклятием священника, и с раскопками Валентины Сергеевны. Вокруг энергичной девушки сразу же образовался круг очень недовольных ее действиями людей, прямо обвинявших Валентину Сергеевну в несчастьях и даже в смертях. Мол, не копалась бы она, где не надо, и ничего бы не случилось из обрушившегося на деревню.
К чести Валентины Сергеевны, она осталась верна своим атеистическим принципам и не уставала повторять, что все тут только случайность, и увидеть в происходящем действие проклятия может только самый дикий и самый некультурный человек. Звучало все это убедительно, попытки «разбираться» с Валентиной Сергеевной очень быстро сошли на нет, и я сам, возможно, встал бы на сторону энергичной и ученой девушки. Да только вот…
Да только вот раскопки в развалинах церкви завершились 26 июля одного года. Круг несчастий продолжался как раз год. А 25 июня следующего года почему-то потерял управление мотоцикл в самом центре поселка. Двое парней было на мотоцикле, и удивительное дело — как раз сидевший за рулем отделался ушибами, когда машину занесло и боком швырнуло на развалины церкви. А вот сидевший позади него пролетел несколько метров, и, несмотря на шлем, голова бедного парня раскололась, и кровь его оросила как раз те самые камни, которые прикрывали когда-то клад…
Естественно, эта трагедия вызвала новый виток недовольства Валентиной Сергеевной, новое кипение страстей и новые обвинения (хотя, конечно же, Валентина Сергеевна никак этого несчастья не организовывала). Но в том-то и дело, что с этого дня и часа всякие несчастья в Балахтоне совершенно прекратились! Совершенно! Полное впечатление, что последняя смерть, теперь в центре невидимого круга, стала последней искупительной жертвой, и что невидимая сила, повлекшая за собой столько смертей, больше не действует в Балахтоне.
Жители деревни считают, что этой силой была святость церкви, нарушенная (в их представлении) не только и не столько большевиками, сколько бедной Валентиной Сергеевной, — мол, нечего было вести раскопки. На мой взгляд, тут типичная смесь и путаница понятий, характерная для жителя современной России, а жителя Сибири в особенно сильной степени. Дело в том, что житель Европейской России с трудом представляет себе культурный ландшафт, в котором отсутствует храм. Таких мест там попросту нет. А в Сибири, даже в историческом прошлом, такие места очень даже есть… вернее, были. Я имею в виду даже не деревни и села, созданные разного рода сектантами, у которых вообще нет храмов, которые собирались в «моленных домах» и в «избах, где боженька живет».
Но при громадности Сибири и при редкости ее населения было много деревень, от которых ближайший храм располагался в нескольких днях езды. Для множества мальчишек и девчонок из самых что ни на есть православных семей купол с крестом, белокаменная массивная громада храма были не повседневным впечатлением, а редким, и даже не воскресным, а праздничным. Большая часть их жизни протекала независимо от храма и вне храма.
К тому же русские в Сибири волей-неволей жили тайгой, а охота, рыбная ловля и собирательство сближали их с местными жителями, заставляли перенимать черты местного мировоззрения. Мало того, что русские лешие и водяные становились неуловимо (а то и неотличимо) похожи на местных божков, так в сознании русских людей все сильнее смешивались представления о разных силах и их проявлениях.
Вот и в этой балахтонской истории священник выступает не как служитель христианского бога, а скорее как шаман, своим заклятием препятствующий забрать клад. И воля бога непостижимым образом оказывается причиной гибели людей (что совсем уж невероятно), да еще гибели ритуальной, в форме какого-то зловещего жертвоприношения.
На сведущего в этих делах человека самое плохое впечатление производит как раз близость происходящего к языческим, даже к сатанинским проявлениям. И то, что жители Балахтона выступают здесь как коллективный ответчик за нарушение заклятия. Валентина Сергеевна ведь никак не пострадала — ни она сама, ни ее близкие. А жители Балахтона пострадали, и по совершенно явной схеме: в течение года некая сила провела круг вокруг развалин церкви, взяла у балахтонцев их имущество и жизни, а потом оросила человеческой кровью и человеческим мозгом место, где совершилось нарушение заклятия. И сами эти события, и принцип коллективной ответственности — это не христианство! И не что-то вообще, имеющее прямое отношение к христианству. Это в Ветхом завете есть много примеров, как страшный иудейский Яхве карает многих за преступление одного и совершает человеческие жертвоприношения в духе балахтонского.