Ухарь первым приблизился вплотную к многострадальному судну. Он дал отмашку Врубелю, призывая оставаться на месте. В сторону дайвера он даже не взглянул. И правильно. Тот опасался, что неосторожный взгляд выдаст его с потрохами. А такое вполне могло случиться, если знать, куда смотреть и что искать. Прицел автомата в руках здоровяка бестолково обшаривал пространство. В поле огня вполне могла попасть здоровая – размером с человека – цель. Короче, совсем не то, скромное, почти прозрачное, что пряталось в глубине многочисленных щелей. В дырах сгнившего дерева, сливаясь с известковым налетом, притаилась стеклянная смерть. Не быстрая, но надежная.

Волна адреналина прошлась по обнаженным чувствам дайвера, когда Ухарь отважился наконец сойти с пирса на почерневшую палубу. Доска натужно скрипнула, выдав его присутствие с головой. Палубная надстройка скрывала нос судна от посторонних глаз, будь там на самом деле русалка, даже раненная, ему была бы крышка. Зато своей показательной смертью он уберег бы от гибели остальных.

Постояв, смирившись с неизбежным звуком, Ухарь медленно переместился вправо. Ближе к тому месту, где матово отливала шляпка кубомедузы. Здоровяк двигался, не глядя себе под ноги. Такая мелочь как студенистый комок его не интересовала, голова его была занята поиском более значимой цели.

Кубомедуза – существо смертоносное, но непредсказуемое. Может лежать тихо, никого не тронув. Пока кто-нибудь не наступит ей на хвост. Вернее, на тонкие прозрачные щупальца, гнездившиеся в скрытых от глаз местах. Была у твари еще одна странность – болезненное пристрастие (по-другому не назовешь) к алкоголю. Откуда Маньяк это узнал, сейчас вспоминать не хотелось. Достаточно упомянуть, что Моряк отдал за это знание жизнь.

Дайвер затаил дыхание, наблюдая за перемещением Ухаря. Словно что-то почуяв, тот махнул Врубелю, приказывая занять позицию левее. Палуба пришла в едва уловимое движение, легко принимаемое за игру света и тени, которую отбрасывал здоровяк. Студенистая масса лениво потекла в трещинах, дробя свет на бликующие осколки. Доски прогибались под тяжестью верзилы и складывалось впечатление, что между стыками выплескивается скопившаяся влага.

Стояла тишина. Только мягко шумел прибой, да поскрипывали доски.

Сжимая в руке пистолет со снотворным, на яхту ступил Врубель. За палубной надстройкой начиналась неизведанная территория. Именно там, на носу, и предполагался искомый объект. Туда и двинулся Ухарь. Он успел сделать два шага и вдруг остановился, будто его ударили в лицо.

– Что, черт… – начал он и не договорил.

– Назад, Ухарь! – одновременно с ним крикнул Врубель.

Шестое чувство подтолкнуло рулевого, мгновенно выбросив на пирс. В тот же миг в его руках оказался автомат. Очередь прошила борт, выбивая труху из гнилого дерева.

– Назад, Ухарь! – снова крикнул он.

Ссутулившись, втянув голову в плечи, здоровяк неподвижно застыл на палубе. Его руки опустились и автомат скользнул вниз. Потом он начала поворачиваться. Медленно, словно что-то мешало ему переставлять ноги.

– Черт, – прошипел Врубель, запоздало резанув автоматной очередь по доскам. До него наконец дошло, что держало здоровяка – на щиколотках молочно блестели тонкие щупальца.

В глазах зарябило: из всех щелей, стыков, трещин стали вспухать студенистые тельца. Похожие на своих прародителей лишь отчасти, больше напоминающие сколопендр, несущих раздутое прозрачное тело на тонких скользящих ножках, подвижные, меняющие форму, – они стекались из всех дыр, привлеченные запахом алкоголя. Приближаясь к застывшему вполоборота человеку, они выбрасывали вверх тонкие ядовитые щупальца.

Палил короткими очередями Врубель, нещадно матерясь. Палуба от борта до борта стеклянно вздулась. Кубомедузам, спешащим на «зеленый огонек», не было никакого дела до гибели сородичей. Все двигалось, перемещалось. Стеклянные волны катились от бортов, застывая блестящими ледяными торосами у ног обреченного.

– Ухарь! Мужик! – орал Врубель.

Он оставил в покое бесполезный автомат, выудил из рюкзака веревку и, не подходя близко к корме, бросил раскручивающиеся кольца здоровяку.

– Хватайся! Давай, мужик! Ты сможешь!

Веревка не успела опуститься на палубу. Со всех сторон ее опутали тонкие щупальца, прожигая насквозь.

– Ухарь!

Но здоровяк уже ничего не слышал. Он стоял, развернувшись, до паха «обутый» в стекло. Его пустые глаза ловили бледный диск солнца. Синие губы приоткрылись, но слова уже не пропускала распухшая гортань. И тогда Маньяк, стоявший за спиной у Врубеля широко – от уха до уха – улыбнулся. Он жалел только о том, что нельзя было подойти к смертнику и сказать ему на ухо пару ласковых.

Что-то орал Врубель, снова и снова бросая обрывок веревки. Ноги у здоровяка подогнулись. Он тяжело опустился на колени, погрузившись в студенистую массу. Потом стал заваливаться и рухнул набок. По его лицу, закрывая распахнутые глаза, потекла студенистая тварь. Смертельная агония сотрясла мощное тело. Ухарь выгнулся дугой, его руки и ноги пришли в движение. Он бился, укрытый водянистыми тварями. Его тело по наклонной скользило к правому борту, туда, где у палубы зияла огромная дыра. Сначала голова его исчезла между проломленными досками, потом плечи. Еще минута – и его тело с шумным всплеском упало за борт, в море. Словно не желая отпускать добычу, следом за ним потек стеклянный, смертоносный водопад.

14

Жестоко, с каким-то злобным отчаянием хозяин «Призрака» бил распростертого на палубе, уже не оказывающего сопротивления человека. Бил ногами в живот, в голову, чувствуя, как ломаются кости и превращается в кровавое месиво лицо. Мужчина хрипло мычал, в горле его булькало. Он тщетно пытался укрыться, но боль находила его.

– Почему так? – Вовчик прервался, присел на корточки и, невзирая на потоки крови, вздернул лежащего за грудки. – Крендель, ответь?

Но тот молчал. На залитом кровью лице с проломанным носом стекленел абсолютно бессмысленный взгляд.

– Почему так, гаденыш? – шипел Вовчик в обезображенное лицо. – Сколько было хитроумных планов: и толкнуть меня к «сетке», и подбросить «жучка», и убрать, наконец, чужими руками… Мало у нас продажных тварей? Да мародеров навести! Ты же в курсе был, как у нас тут и что. Почему, Крендель? От всех хитроумных решений осталось только одно – пустить мне пулю в лоб?

Крендель молчал. Кровавые сопли текли ему за воротник. На груди и ниже зияли обожженными краями два пулевых отверстия.

– Молчишь, гаденыш, – Вовчик швырнул его на пол. И неожиданно для себя ударил снова. Прямо по ране на груди. Еще и еще раз.

В спину хозяину «Призрака», между лопатками упирался тяжелый взгляд русалки, парящей в аквариуме. Вовчик чувствовал это почти на физическом уровне, нанося удар за ударом. Отчего-то именно от этого взгляда ему становилось невыносимо стыдно за себя. И чтобы заглушить странное, необъяснимое чувство, он бил снова и снова. Уже мертвеца.