И Тоекуда все больше уверялся, что Чижиков скрывает, и немало. Но что?! Французы и немцы могли бы не почувствовать здесь фальши. Но не японец. Тем более японец, общавшийся с американцами.
Американцы тоже изображали улыбку до ушей, «на миллион долларов», рукопожатие, выворачивающее руки из плеч бедным японцам, и никак не в силах были понять, до какой степени проницаемы для японцев. Для тех, кто привык писать не буквами, а многозначными иероглифами с их ускользающим смыслом; кто жил всю жизнь в обществе, где каждый чуть выше или чуть ниже другого, в мире церемоний, за которыми и под которыми бурлят невидимые потоки отношений, кто с детства научился не столько понимать других, сколько чувствовать.
Справедливости ради, был, был однажды один полинезийский вождь, который сумел всучить Тоекуде дохлую акулу вместо живого плезиозавра. Но тогда он был молод и только начинал работать в программе «Серое вещество». А кроме того полинезийский вождь врал вдохновенно, самого себя завораживая своим враньем. Он сам начинал верить в то, что импровизировал. Его вера в плезиозавров, отдыхающих при луне на песчаных откосах острова Ифалук, передавалась собеседнику, воспринималась эмоционально. Там, где европеец давно бы смутился от собственной болтовни, удивился бы, как у него поворачивается язык, запутался в выдуманных подробностях, полинезиец только входил в раж. Против этого Ямиками почти не был вооружен.
А вот сейчас… Здесь Тоекуда ясно видел и не видел, нет, он чувствовал, что есть в этой игре что-то нечистое. «Что-то» не улавливалось словами, не облекалось в слова. Но Тоекуда четко знал — его пытаются обмануть.
Чижикова кинулись кормить и поить, Акулов снимал с него шубу, Кимова наливала чай, Ленькин намазывал булку, Тоекуда наливал «Хенесси», ждал, улыбался, потирал ручки, кивал. Чижиков повел бровями — комната начала пустеть. Ямиками не спешил начинать разговор. Стало слышно, как в коридоре смеются, трутся об стену курильщики и тихо сипит электрический чайник.
И тогда Чижиков предложил — дать ему тысяч десять долларов для организации охоты. Остальное — по поимке зверя.
В этом не было нарушения. В контракте стояло: миллион за живого мамонта, и только. И не было причины не дать часть денег вперед, если бы не чувства, охватившие матерого, хитрого Ямиками Тоекуду.
— Но деньги еще не пришли. Их нет.
— А как же охота? Понимаете, ее же надо организовать. Средства… У нас ни сетей, ни клетки. Надо сварить из прутьев клетку. Нужен транспорт. Такая большая платформа, и нужен большой самолет.
— Там есть аэродромы? — деловито спросил Ямиками, — может, будем строить посадочное поле?
— Нет-нет, там все есть. Но все равно нужно вложить. Деньги совсем небольшие, десяти тысяч вполне хватит.
— Но тогда вы могли бы и сами организовать отлов мамонта, ведь нужны самые невеликие деньги. Зачем вам заем? У вас есть смета экспедиции?
— Ну… Смета экспедиции есть.
— Я хотел бы поехать с экспедицией.
— Нет-нет! Места, где водятся мамонты, — моя тайна! Это мой деловой секрет!
— Разве склоны Путорана — такая великая тайна? Все знают, что реликтовые степи там.
Тоекуде показалось или в глазах Чижикова внезапно сверкнуло торжество? Сверкнуло с такой силой, что ему пришлось опустить голову, спрятать засиявшие глаза? И опять же — почему?! Нет, почему?!
— Степи тянутся на сотни километров. Я знаю точное место. Без меня вы будете искать несколько лет и можете все равно не найти. Но нужно, чтобы люди его взяли, поднесли.
— Вы хотите обездвиживать зверя? Шприцы-патроны обойдутся вам дороже!
— Как мы его поймаем, наше дело. Будет вам живой мамонт, только пока надо бы нам дать аванс. Вы же знаете, люди у нас месяцами не получают зарплаты. А посылать нужно сразу группу. Нужно человек тридцать.
— Я справлялся в зоопарках. Нести слона хватит и двадцати человек. Я могу купить им продуктов, оплачу самолет. Такой, как вы скажете: большой, пузатый, чтобы мамонта увез.
— У вас же деньги не пришли!
— Вот скоро придут и куплю. Оплачу всю экспедицию, оборудование, что скажете. Сети там, зарплата, аренда самолета, а за самого зверя — потом.
— Так вы же не знаете местных условий, сколько и кому платить. Я вас могу со всеми познакомить, показать. А самое лучшее, сам все и сделаю. Я же умею, я же устраивал, вы же знаете.
Чижиков решительно не понимал, что чем больше он давил, чем больше обосновывал и приводил доказательств, тем меньше у него было шансов получить деньги. И тем меньше верил ему Тоекуда. Потому что Ямиками реагировал не на логику, не на аргументы и слова, а на эмоции, на состояние. Для того и нужен был дурацкий спор, нужно было тянуть время.
Чижиков сердился. Чижиков потел и суетился, все время двигался, боялся и врал. Почему?! У него не было никакого мамонта? Вроде бы мамонт мог быть. Чижиков боялся, что мамонта возьмут и без него? Возможно, но тогда особенно важно было бы спешить. Чижиков хотел выманить десять тысяч? Но ему же светил миллион! В полном согласии с контрактом, Тоекуда должен был бы расплатиться, как только Чижиков предоставит мамонта!
Нет, Ямиками ничего понять не мог!
— Не будем спорить. Может быть, завтра деньги и придут. Вы же знаете, у банков свои правила, их невозможно торопить.
— Я прошу вас выделить небольшой аванс. Без него экспедиция не сможет выйти в поле.
Голос Чижикова был сух и протокольно-строг. Голос человека, пытавшегося перейти на чисто формальные отношения. Но при этом Чижиков требовал отступления от формальности! Он выкручивал Тоекуде руки, выжимая из него одолжение!
— Я выдам вам аванс, когда придут деньги. Сейчас их нет.
Чижиков знал, что Тоекуда нагло врет. Лицо Чижикова приобрело сизо-свекольный оттенок и самое презрительное выражение. Такое выражение бывает на физиономии советского пролетария, которому подлюга-»антиллихент» не дает рубля на выпивку. У него есть, а он не дает! Жалеет трудящему на опохмелку!
В России иметь деньги и не давать — считается нехорошо. Тот, кто так поступает, и сам знает, что поступает нехорошо. Он очень стесняется такого гадкого поступка и старается изо всех сил его скрывать. А тот, кто уличил в нем другого, имеет полное право обливать негодяя презрением.
Ямиками мило улыбался. В Японии никто не считает, что кто-то должен делиться своими деньгами безо всяких на то оснований. И вовсе неважно, врет собеседник или нет. Неважно, насколько соответствует действительности сказанное, и каждый имеет право говорить все, что ему удобно. Лишь бы стороны пришли к соглашению, достигли бы взаимного понимания и гармонии в отношениях.
Чижиков гармонию нарушал, пытался давить, пытался выкручивать руки.
— До свидания, почтенный и уважаемый господин Чижиков. Звоните сразу, как только поймаете мамонта.
Чижиков улыбался через силу, улыбкой человека, которого посадили на раскаленную плиту, а он, назло врагам, все равно улыбается.