Час за часом Антон Козлов брел на север, вроде бы туда ушла группа? Взять ее след было невозможно — группа уходила по снегу, а снег стаял бесследно. Везде все было одинаковым. Одни и те же лиственницы, похожие друг на друга, как детали из-под штамповки. Одинаковый мох, одинаковые тропинки этих маленьких, мышеподобных тварей. Зверья и правда стало много. Так много, что Антон забеспокоился. В царстве счастливой охоты проще было подстрелить кого-то — даже и с его глазами. Но там, где много живности, там вполне хватает и охотников. А опять же, с его-то глазами…
А вокруг разворачивалась полуночная жизнь лесотундры. В короткое лето она не прекращалась на ночь, эта круглосуточная жизнь. Промчался заяц в стороне. Похоже, что за зайцем кто-то гнался, но Антон так и не понял, кто. Впереди был какой-то треск, двигалось что-то большое. Опять же не было видно, кто это. А через несколько минут Антон набрел на круглые углубления во мху. Он знал, что это — лежки лосей. Или оленей? Кто из них должен водиться здесь?
В середине ночи, когда стало совсем сумеречно, Антон посидел у костра, поджарил и съел нескольких леммингов. Его опять знобило, мучил кашель. И он устал. Очень сильно устал, хотя прошел совсем немного. Пройдя с полкилометра, Антон вспомнил — у костра остался пакетик с солью. Теперь-то Антон помнил точно — он солил лемминга и положил пакетик налево, на поваленный ствол. И забыл. Скинув рюкзак (казалось, что очень тяжелый), Антон проверил. Соли не было. Было разумнее вернуться.
Но самое неприятное открытие ожидало его на месте остановки. Соль-то оказалась на месте, пришедшие только обнюхали пакет. Неприятность была в том, что за ним шло несколько волков, а он совсем и не заметил этого. Вся земля вокруг костра была испещрена следами, почему он и решил, что зверей было несколько. Правда, потом он сумел отследить только двух и начал думать, что у страха глаза велики и что никакой стаи и не было, все следы оставили два волка.
Впрочем, несколько раз Антон неожиданно оборачивался или останавливался, делая корпусом разворот, и ясно видел неприятно бесшумный высокий силуэт, скрывавшийся среди стволов. Однажды он увидел с одной стороны один силуэт, а с другой стороны — другой. Причем первый силуэт он разглядел получше — это был странный зверь, с клочками торчащей зимней шкуры, — наверное, волк линял. Другой силуэт был приземистее и темнее. Антон решил, что это волчица, но догадка осталась догадкой. Было странно и, пожалуй, страшно наблюдать, как бесшумны эти огромные и, как он знал, невероятно сильные звери. Антон понимал, что волки могли напасть много раз и совершенно неожиданно.
Он не заметил, когда отстали волки. Часа через два после отдыха у костра Антон прошел мимо развалин каких-то дощатых бараков, сгрудившихся вокруг бетонного бункера. Колючая проволока обвивала столбы, тянулась между вертикально врытых бревен, окружая что-то по периметру, скорее всего какую-то «запретку». Вид у построек был такой, словно они сделаны вчера. Но Антон знал — на Севере все стоит долго, возраст у них мог быть и довольно почтенный. А еще спустя километр Антон обогнул неожиданно высокий, возвышавшийся на ровной тундре холм, и перед ним открылось озеро. Свежий ветер шелестел ветками лиственниц с уже проявившимся нежнейшим пушком, нес влажный запах огромного водного зеркала.
Лиственницы кончались только у самого уреза воды, дополнялись там ивовым тальником, но через редкий лес была прекрасно видна узкая, метров сто, полоса чистой воды, огромное снежное поле, чуть ли не до горизонта. Антон вышел из-под сени лиственниц, и все озеро открылось ему, до сопок противоположного берега. Сопки еле угадывались под мглистым небом, но было видно, где кончается водная гладь.
Конец пути?! Боевик ощутил приступ энергии, даже озноб. Совсем не болезненный, не неприятный, но он знал — у здорового такого озноба не возникает, даже и от сильного волнения. Антон скинул рюкзак, схватился за бинокль. Прибор приплясывал в руках, пришлось сосчитать до десяти, взять себя в руки.
На берегу не было ни дымка, ни движения. Разве что движение птичьей стаи там, далеко. Ладно, потом он посмотрит еще, в конце концов, в четыре часа утра люди могли и не встать.
Недалеко от места, где он вышел к воде, в озеро отходила длинная каменная коса. И там возле берега, метрах в трех, в пяти, покачивались на воде… А! Это же спящие птицы! Судя по размерам — гуси. Отплыли подальше и чувствуют себя в безопасности, с берега зверь не достанет. Время от времени какой-то гусь поднимал голову, осматривал берег, снова совал голову под крыло. А ведь он знает, что делать, уж этому-то их учили…
Антон быстро вырубил длинную тонкую лозу метра в три — тальника росло полным-полно. В рюкзаке, конечно, была леска, припас на случай рыбной ловли. И на конце лозы-удилища Антон привязал кусок лески в полметра длиной, приготовил затяжную петлю-удавку.
Тихо-тихо двинулся Антон, простирая свою примитивную, но совсем не безнадежную снарягу. Войти в воду и плеснуть он не решался, но, даже присев на корточки у самой воды, Антон мог достать двух гусей, на выбор, а сделав три шага вдоль берега, мог охотиться еще на одного.
Ну вот, снасть как раз и достает. Только как прикажете зацепить гуся, если он и не думает вынуть голову из-под крыла?! Ждать Антону не хотелось, могла устать, затечь рука, мог поднять голову совсем другой гусь, недосягаемый для его петли. И тогда охотник просто толкнул гуся снастью: буквально пхнул его под бок. Мгновенно взлетела голова с возмущенным гоготанием, и тут же гоготание совершенно изменило тональность, гусь начал вставать на хвосте, поднимая грудь и разворачивая крылья. Но петля уже была на шее, Антон рванул, как дергает рыбак удилище, птица бешено забилась под гогот и крики всей стаи. Гуси уходили от берега, за каждым из них тянулся красивый треугольник расходящейся воды. Напряженно вытягивая шеи, судорожно работая крыльями, птицы начали взлетать. Перебирая удилище, Антон подтягивал гуся к себе. И в момент, когда первый гусь уже оторвался от воды, позвонки добычи хрустнули в его руках.
Антон перерезал гусю горло, подождал, пока он совсем умрет, и зашагал от берега туда, где он скинул рюкзак. Пока разгорался огонь, выбрасывая в небо тонкую белую струйку, пока грелась вода в котелке, боевик выпотрошил птицу, начал разделывать жирную, плотную тушку. Можно было есть и с потрохами, можно было выпить кровь — этому его учили (и научили). Но необходимости-то не было, а пацанские демонстрации самому себе: «Это мы могём!» Антон уже давненько пережил.
Парень не успел даже толком ощипать птицу, когда услышал совершенно удивительный звук. Его невозможно было ни с чем спутать — работал двигатель вертолета, и звук этот все приближался. Вертолет шел с северо-восточной стороны озера и должен был быть уже близко. Странно, что Антон слышал, но не видел его. Вероятно, Антон тоже не был им виден, потому что стоял за лиственницами. Впрочем, вот же он, дым от костра! Спотыкаясь об кочки, Антон ринулся к берегу, вылетел на косу, замахал в воздухе курткой.
— Э-ге-ге-гей!!! Я здесь!! Возьмите меня!
Позже он не мог припомнить, что именно орал он вертолету, приплясывая на косе, размахивая курткой. Он был уверен, что оттуда был замечен: вертолет держался как раз над самым берегом озера, осматривал берега, почти над Антоном вертолет сделал круг, так, чтобы можно было рассмотреть. И ушел, стал подниматься и уплывать в сторону озера, постепенно растворяясь в сером предутреннем небе.