В эту ночь Вовка и Петька залезли в одну кровать, чтобы под одеялом обсудить ситуацию.
— Не удержимся… — уныло признавали оба.
— А знаешь, к кому надо? — заявил наконец Петька. — К божественной бабушке надо… К ней вот завтра и пойдем.
— А ты даже как ее зовут и то не знаешь…
— Узнаем…
Божественная бабушка жила в соседнем подъезде, и мальчики знали про нее по рассказам старших: мол, умеет заговаривать младенцев, гадает на картах…
Вообще-то, божественные старушки — это чисто сибирское явление, и о нем стоит рассказать подробнее. Возникло это явление, во-первых, потому, что далеко не во всех деревнях были церкви и были священники. В Европейской России белокаменные храмы видны абсолютно везде; храм — это заметнейшая часть пейзажа. Все время чувствуешь, что находишься в христианской стране. В Сибири, где расстояния огромны, а население редкое, можно было ехать верст сто до ближайшей церкви. И уже поэтому люди в Сибири были не особенно ревностными прихожанами…
Во-вторых, в Сибири очень уж тесно общались с шаманами… И для очень многих стало как-то и непонятно, чем священник отличается от шамана, да и не особенно важно. Главное, чтобы человек был носителем силы… А какой силы и от кого она — это и непонятно, и неважно.
Божественными бабушками чаще всего были сельские ворожеи, знахарки, умевшие собирать травы, делать травяные сборы, лечить. Они предсказывали судьбу, гадали, привораживали парней и девушек, и в Европейской России их рассматривали бы скорее как колдуний. А в Сибири некоторые из них начинали вытеснять священников: они не только принимали, но и крестили младенцев, венчали, лихо обводя молодых вокруг деревьев и кустов, исповедовали и причащали. И уж, конечно, именно к божественной бабушке надо было идти, столкнувшись с нечистой силой.
Вот такая божественная бабушка и обитала в этом же доме, и к ней мальчики отправились на другой день…
У божественной бабушки в той же школе училась внучка, довольно противная третьеклассница Верка. Мальчишки не были оригинальны в своем предубеждении против девчонок, а Верка и вправду проявляла себя не очень симпатичной девочкой, писклявой и вредной.
Я умиляюсь Вовке, который целый день таскал ей конфеты, чтобы узнать имя-отчество Веркиной бабушки. Но он таскал и имя-отчество узнал: звали ее Лукерья Тимофеевна.
Тут надо сказать, что и божественная бабушка, насколько могли судить мальчики, ничем особенным не выделялась. Так, долговязая старуха в темной шали и с тонкими, поджатыми губами. Идти к ней было страшновато, но пошли прямо из школы: в какой-то степени для того, чтобы не трусить лишнее время… так прыгают в холодную воду — зажмурившись и сразу… Бултых!
Лукерья Тимофеевна как раз поднималась по лестнице с авоськой… Повезло!
— Лукерья Тимофеевна… А давайте, мы вам поможем!
— А мне не надо помогать… Я не такая старая пока.
— Лукерья Тимофеевна… Мы вот думали, мы вам поможем, а вы нам тоже поможете!
— В чем помогать-то? Я металлолом собирать не умею…
При всем ехидстве старухиных интонаций, в голосе ее прозвучало и любопытство.
— Тут такая проблема… — вздохнув, опустил голову Петька. — Сразу и не расскажешь…
— Ну, проходите…
В квартире было страшновато: лампочка то ли слабая, ватт в сорок, то ли светит вполсилы. По углам сгущаются тени, висят тряпки, от движения людей они колышутся, и тени начинают как будто бродить, сгущаться, словно затаиваются по углам, между шкапами. Братья были маловаты, чтобы понять, что делается это специально, как раз вот для таких, как они.
А кроме того, слишком уж были братья счастливы, что все-таки попали к тому, кому можно рассказать проблему. А что именно Лукерье Тимофеевне можно, они как-то и не сомневались: кто тут божественная старушка?
Лукерья Тимофеевна слушала, подперев щеку рукой, вздыхала, думала.
— Ну, давайте посмотрим, — тихо уронила она. Вздыхая, тихонько кряхтя, доставала Лукерья Тимофеевна из шкапа какую-то чашку. Смотрела, неодобрительно качала головой, доставала другую, смотрела… На четвертой чашке Лукерья Тимофеевна остановилась; наступила очередь каких-то не очень понятных веществ, связок трав, которые она вытаскивала из коробочек, ящичков, отделений шкапа и все внимательнейшим образом обнюхивала, осматривала, порой даже брала в рот. Светила лампочка под потолком красноватым нездешним оттенком, падал свет из коридора — такой же непрочный, красноватый, и на стены, на потолок, на старинные шкапы и шкапчики ложились тени все причудливей. Не дыша, смотрели братья на старуху, перемещавшуюся, сопя и отдуваясь, по тесной, заставленной мебелью кухоньке. Что в этих перемещениях, сопениях, глубокомысленных качаниях головой было необходимо, а что служило фоном волшебства — они же не знали…
Наконец божественная бабушка поставила чашку на стол, стала что-то кидать в нее, бормотать. Потом братья уверяли, что хотя чашка с холодной водой так и стояла на столе, от воды начал подниматься парок… Но, может быть, им только показалось в адском освещении, во всей этой очень уж странной обстановке.
— Гм…
Лукерья Тимофеевна кинула на мальчишек совсем не любезный взгляд, опять стала копаться в шкапчике (а чашка все еще дымилась, хотя и слабо). Из дальнего ящичка вытащила старуха какой-то сверточек, узелок размером чуть больше грецкого ореха, долго развязывала (мальчики сидели, не дыша). Потом, недовольно сопя, кинула чтото в чашку. Вода закипела, забурлила. И словно бы какой-то мертвенный зелено-синий свет заструился из чашки на потолок, бросил блики на склоненное лицо Лукерьи Тимофеевны. Старуха опять бормотала, качала головой, внимательно смотрела в эту чашку. Мальчики потом не могли бы сказать, сколько времени все это продолжалось, но тогда для них прошли геологические эпохи.
Наконец старуха откинулась на стуле, набросила на чашку тряпочку (отсветы сразу потухли и никакой пар больше не шел — если, конечно, это был пар). И, подперев рукой голову, усталая старуха вздыхала, внимательно уставившись на братьев, уставившись так, словно никогда не видела ничего подобного. Неуютно было братьям под этим изучающим, неодобрительным взглядом, и сколько это все длилось, они не могли потом сказать. Во всяком случае, длилось долго, и никто из них не посмел прервать молчания.
— Ну и влетели вы, ребята, — тихо оборонила божественная старушка, и ребята вздрогнули от неожиданности, от звука человеческого голоса в этой напряженной тишине.
— Это черт приходил?..
— Тс-ссс… Не болтай! А если уж надо называть его, то уж лучше тогда скажи: бес. Но это не он, ты не бойся.
— Все равно очень страшно. Сглазили нас, да? Те, которым квартиру не дали, когда нам квартиру давали… Мама говорила, они сердились очень, кричали, что все равно нас испортят.
— Нет, парнишки, вас никто не испортил… Но так ругаться — это же невозможно! Где вы научились беса поминать через три слова?!