Я понимаю всех тех, кто устроил себе дачи в этом месте. Благо, в конце 1970-х советская власть уже не сносила бульдозерами садов. Не в состоянии накормить народ, она перестала мешать людям самим кормить себя и даже поощряла садоводческие товарищества, охотно отводила под них землю. На этом длинном участке земли, протянувшемся вдоль Енисея километров на 12 от Удачного до Минжуля, сейчас все застроено дачами.
Здесь хватает земли и воды, чтобы вырастить урожай, и к тому же удивительно красиво. Позади дач, над красно-рыже-серыми скалами, стоит сосновый лес с грибами, ягодами, мелкими зверьками. Впереди — открытое пространство над Енисеем; в хорошую погоду ярко-белые облака выкатываются из-за сопок, а в плохую клочья и полосы тумана скапливаются в распадках этих сопок, перечеркивая темную зелень лесов. На реке все время видны рыбаки: они ловят хариуза, пуская лодки самосплавом по течению. Даже в жаркий день в ледяных струях Енисея эта рыба ведет себя активно, и редко кто возвращается совсем без добычи.
Енисей достигает здесь ширины порядка трех километров, и вечером, в тишине, слышно и видно, как на том берегу проходит электричка из Красноярска в Дивногорск и мерцают огоньки ползущих по трассе машин.
Вечерами к Енисею выходят влюбленные пары, мамы с детьми, целые семьи. Тут на огромных камнях, которые омывает быстрая вода, особенно хорошо встречать живописные закаты.
Участники событий
Событие, о котором я хочу рассказать, произошло в рядах дач перед речкой Караульной. Среди прочих людей, купивших или построивших там дачи, то ли была, то ли и сегодня остается одна дама с очень обычной судьбой и с обычным именем — Даша. Кем она была до 1991 года, говоря откровенно, не знаю. Знаю точно, что с этого времени стала она торговать на улице, на рынке. Привлекательная внешне, очень неглупая, она легко попала в элиту торговцев и стала продавать не что-нибудь, а шубы. Элита же здесь вот при чем — торговцы работают с процента, и чем дороже покупка-продажа, тем ощутимее этот процент… То ли продать лифчик или колготки, а то ли дело — шубу за несколько тысяч… Если даже процент комиссионных с такой продажи меньше, все равно в деньгах выходит несравненно больше. Дама, о которой я рассказываю, считалась хорошей продавщицей шуб и зарабатывала очень прилично, сделав хорошую карьеру торговки.
Обычно и это обстоятельство, и одиночество Дарьи. Что тут поделать! Это в Англии в 20 лет только 15% женщин — замужем, а в России — все 75%. Зато в 30 лет в России замужем оказывается уже только 35% женщин, а вот в Англии — 85%. Так что и тут все обычно.
Дача в хорошем месте куплена была то ли на сбережения с лучших времен, то ли на отступные от мужа, и в теплое время вся семья старалась жить здесь. Даша и сама с упоением сажала, поливала, пропалывала, удобряла, собирала, солила… И своих детей, Катю, тринадцати лет, и Мишу, одиннадцати, приохотила к этому занятию — чтобы жить все лето не в городе, заниматься землей и по осени складировать в подвале урожай.
Какая такая торговля шубами ведется летом, я не знаю, и насколько необходимо проведывать в городе квартиру, мне тоже трудно судить. Подозреваю, что частые отлучки Даши с дачи вызваны были не только работой, но и ее личной жизнью. В конце концов, многие живут на дачах и каждое утро ездят в Красноярск, а вечером возвращаются обратно. «Заря» от станции Известковая до города идет всего 30 минут. Ну, а Даша обычно уезжала утром или днем, а возвращалась следующим утром. Имеет смысл добавить, что в этот год Даше исполнилось 34 года, и она оставалась очень хороша собой, хотя и сказывалась работа: стала Даша в обращении несколько вульгарна и принялась неизвестно для чего покуривать.
Но факт остается фактом, что оставались дети иногда совсем одни на даче, в обществе разве что трехцветного кота Антипа. Дети вовсе не были против: не допустила бы Даша, чтобы дети не имели наготовленной на три дня вперед пищи, а без мамы они сами решали, когда им вставать… Сама Даша выросла в деревне, и спать после 8 утра казалось ей совершенно безнравственным, а вот дети охотно валялись в постелях.
Кроме того, в тот вечер, когда маму держали в городе срочные дела, дети тоже могли делать, что им заблагорассудится. Сидеть, скажем, на даче у Мити с Колей, местных хулиганов, и слушать их бесконечные байки про совершенные ими бесконечные безобразия. Или даже делать кое-что… Например, когда вбивается гвоздик над окошком какого-нибудь почтенного, положительного человека… Например, Степана Петровича, о котором еще речь впереди и который в прошлом году поймал Кольку в своей клубнике и отхлестал по голому заду крапивой.
Гвоздик вбивается среди белого дня, если никого нет на даче, или же поздно вечером тайком втискивается в щелочку, в любое место, способное держать гвоздик с привязанной к нему леской. На леску нанизывается гаечка, а леска очень длинная, и ее можно натянуть, а можно совсем отпустить. Хулиганы натягивают леску и начинают стучать гаечкой в окно. Стучат и стучат, пока Степан Петрович не вылетает на крыльцо с фонарем:
— Кого несет?!
Тут хулиганы отпускают леску, и она мирно ложится, в темноте совершенно незаметная. Даже если Степан Петрович подойдет к окну вплотную, он вполне может этой лески и не заметить. А когда он уйдет, леску можно опять натянуть и снова стучать по окну, пока Степан Петрович не вылетит на крыльцо второй раз. И так до тех пор, пока хулиганам не надоест мстить ненавистному врагу… или пока Степан Петрович все-таки не найдет эту леску.
Миша и Катя смеялись до упаду, слушая рассказ Кольки и Митьки, но непроизвольно, инстинктивным жестом почесывали попы. Им бы очень не хотелось, чтобы их мама знала даже то, что они слушают такие замечательные истории. А каким местам предстоит расплата, если они перейдут от теории к практике, дети нимало не сомневались. То есть мама была у них добрая, но вот такого она бы уж точно не простила.
Ходили Миша с Катей и к Горшкам… Такая семья, как Горшки, обязательно есть если и не в каждом садоводстве, не в абсолютно всяком многоквартирном доме, то почти во всяком. Глава семейства, Паша Горшок, трудился то разнорабочим, то укладчиком кирпичей, то еще кем-то в том же духе и нигде не задерживался долго. Вроде бы и не ставили ему диагнозов, исключавших возможность учиться, но, с другой стороны, он никогда не делал даже попыток выучиться какой-никакой профессии и вообще был несколько «с приветом», как выражался Степан Петрович, у которого-то уж точно никакого «привета» не было и в помине.
Марина Горшок, которой официально диагностировали «олигофрению легкой степени», исправно рожала детей — на это особого ума, как известно, не требуется. Вот что делать с детьми после того, как они родятся и хоть немного подрастут, Марина не думала нисколько, и дети росли как-то сами. Было их девятеро, от пятнадцати до полутора лет, обоего пола и различных степеней дебильности.
Долго у Горшков выдержать было невозможно из-за дурного запаха, и слишком там много было ругани, грубости и толкотни… Миша с Катей не привыкли к такому. Но там всегда было шумно и весело, и к тому же Миша с Катей, как всякие благонравные дети, очень любили нарушать запреты. Ведь мама запрещала им знаться с Горшками… Значит, необходимо было завести с Горшками знакомство, если не дружбу. Миша и Катя, конечно, не могли подружиться с глупыми дебиловатыми Горшками, но знакомство водили исправно.