Только внутри палатки Казик понял, до чего успел замерзнуть. А! Вот на скамейке — чья-то брезентовая куртка. Вот и пара полотенец…
Опытный начальник держал спиртное в другом месте, но поставить чай — пара минут. Есть и сахар, и нарезанные ломтики хлеба под полотенцем, и свежая заварка, и недоеденная банка пряной свинины, и казахстанское «повидлоси»…
Казик еще не решил, как лучше: оставаться здесь до первого света и все-таки бежать в Туим или обратиться за помощью к начальнику экспедиции. С одной стороны, Мишка мог засесть в гостинице, и тогда они уедут вместе. С другой — если Мишка сбежал, то нет места надежней экспедиции — например, чтобы получить заем денег на билет, а отдать его в Петербурге… Казик сидел, размышлял… А как это часто бывает в жизни, обстоятельства все уже решили за него и без него.
Потому что как ни старался Казик, а шум он все-таки производил. То уронил скамейку, то тряхнул ящик с посудой. При желании можно было заметить и огонек, когда он подогревал чайник. Услышать неясный шорох, бормотание, звуки шагов… Послышался тихий, очень «брезентовый» шорох, — кто-то выходил из палатки. Заплясало, начало перемещаться световое пятно фонаря. Казик оцепенел. Сознание против воли, против здравого смысла уже готовилось к вторжению чего-то вроде виденного только что. Но нет, плясало световое пятно, слышались неверные шаги еле проснувшегося, вставшего под утро человека. Высокий дядька поднял звякнувший фонарь, от входа осветил палатку, Казика… Молчал несколько секунд, светил… потом шагнул в палатку, вынул руку из кармана брюк.
— Что, решил искупаться? — осклабился Кузькин от двери. — А к нам чего? Сидел бы на берегу, водичка теплая.
— Ограбили меня, начальник… Не гони, пригожусь, отработаю…
— А ты откуда? Как тебя зовут?
— Казимиром… Казимир Владленович. Я ехал на машине, возле озера.
— Там недавно машина шумела… Я-то думаю, кого принесло в такую пору…
— Ну, я ехал. Мне сказали, воду из Туима надо брать в полночь, лечебная она тогда… Налетели, выкинули в озеро…
— Ты один ехал? Кто налетел? Тот, кто с тобой или местные были?
— Местные, начальник… Вышел из машины, напали, бросили в озеро, я плыть…
— Там такой, косматый, в синей безрукавке, был?
— Не-а… Там такой большой… Длинный такой, темный…
— Смуглый, что ли?
— Да-да, смуглый, темный такой…
— А второй?
— А второй… второй, вроде маленький…
— Как он одет-то был, маленький?
— Одет? Ну как… в рубашку одет, в брюки… Темные, наверно.
— А третий? Их же трое было?
— Может, трое…
— Так двое или трое?! Тут лагерь, тут подростки, тут деньги… Сколько их было, бандитов?!
— Вроде трое, начальник… Темно было, страшно, не видел… Можно, я у вас тут обсушусь? Я не местный, идти некуда…
— Ну, бог с тобой, сиди сушись…
— Начальник, я из Питера, жить мне негде, я один…
— Пока устроим, отработаешь. Завтра на работу тебя повезем и в милицию.
При слове «милиция» Казика передернуло. Впрочем, спросил о другом:
— А на работу зачем?!
— А тебя мы кормить будем? Будем. Вон, ты уже сам кормишься, самовольно. Спальник я тебе сегодня выдам? Выдам. Решай сам, но если взял — на работу вместе с отрядом, только так.
— А… А в милицию зачем?
— Ну ты, парень, и даешь! Тебя в озеро кинули, покушались, можно сказать! Еще немного, и убили бы. Машину отняли… Документов нет?
— В машине документы, начальник…
— Я так и думал. А паспорт у тебя точно есть?
— Обижаешь, начальник…
— И данные помнишь?
— Как не помнить…
— Значит, справку тебе надо? Вот и поедем, справку выпишем.
В экспедиции бывает такое — прибивается к ней некто и живет, работает за еду и место в палатке. Обычно от таких прибившихся никаких неприятностей нет, но иногда все же случаются. Лучше их проверять. А то кто его, прибившегося, знает? Может, беглый из лагерей, может, скрывается… и хорошо, если только от алиментов.
Кроме всего прочего, нельзя сказать, что Кузькин так уж наивно поверил Казику на слово. Казик аккуратно попадал в каждую ловушку Кузькина по поводу «нападавших», и очень уж было заметно, что с ним произошло что-то совсем другое, и что-то очень уж нечисто было и с «нападавшими» на Казика, и с «ограблением». И обращаться в милицию Казик боялся, как отрицательный персонаж фильма 1960-х годов. И это тоже было подозрительно. А когда все же повезли, то показания давал как-то нечетко. Например, почему-то уверял, что приехал в Хакасию один и исключительно на собственной машине. А грабителей видел в первый и последний раз, не знает их, не рассмотрел и не запомнил.
Через три дня в экспедицию приехал молодой милицейский капитан, спросил, не останавливался ли Казик в гостинице «Сияние Сибири». И Казик, очень разволновавшись, изменил показания, поведав, что был на озере не один, а со своим другом, и машина эта его, друга. Но что номер машины он помнит, и как зовут друга он помнит, а вот фамилии друга и адреса уже нет, совсем вылетело из головы… наверное, когда его убивали и топили в этом страшном озере. Убивали и топили эти, местные, которых он не знает. А друг, шофер… то есть который был за рулем, Мишка, он оказался с ними…
Казик все отчаяннее путался. Лейтенант надолго останавливался, сидел, молча глядя на Казика через стол. Казик от этого внимательного, профессионального взгляда становился совсем невменяемым и почти терял контроль за естественными функциями организма. Исписав лист, лейтенант тут же заставлял Казика его подписывать, и тот хоть и трясся, но подписывал. А лейтенант прятал подписанный лист и снова задавал вопросы.
Лейтенант потом долго пил чай в палатке Кузькина… Казик рад был бы подслушать, но боялся.
— Значит, все-таки из Ленинграда, — обронил лейтенант с элегической задумчивостью.
— Город он знает. И знает так, словно там жил, — не только улицы, а где работать, где покупать… Скажем, объяснял мне, где живет… я притворился, что сам город знаю плохо. Он мне и объяснял: «где химчистка… напротив гастронома». Так город, вообще-го, знает житель…
— Может, ты бы к нам пошел работать? — уважительно хмыкнул лейтенант. — Хотя тут, конечно, у тебя… Не знаю, стоит ли меняться.
Он в лагере сидел уже долгонько, и непреклонность начинающего мента уже сменялась в его взоре некой мечтательностью.
Под вечерними лучами озеро отливало золотом, качались березки под ветерком, перекликались девушки возле палаток.
— А может быть, как раз ты — к нам? — так же ухмыльнулся ему Кузькин. Посмеялись.