Например, по мнению мамы и папы, Ирина была самой обычной девочкой, как все! Что и верно, и неверно одновременно. А главное, у Ирины и у ее мамы вполне могли быть разные мнения о том, что такое «обыкновенная девочка». Скажем, спортивная секция для мамы была чем-то вроде места, где Ирка может делать второй раз утреннюю гимнастику. А для самой Ирины она стала местом, где она может научится оборонять свое имущество и саму себя. И таких расхождений между мамой и дочкой было очень много, чуть ли не по каждому поводу.
Мама многое поняла бы, выслушав дедушку. Но дедушка не разговаривал с ней с 1987 года. Мама поняла бы еще больше, если бы послушала мнение учителей и особенно соучеников. Ирину не любили большинство учительниц и большинство девочек, потому что она «воображала» и «задавака». Девочки хотели бесед о нарядах, о дискотеках, а Ирину интересовали как-то совершенно иные предметы.
Не любили Ирину и мальчики, особенно любившие девочек. В основном это были мальчики мало занятые чем бы то ни было и чаще всего болтавшиеся без дела; мальчики, которым было все «скучно». Которые любили сообщать друг другу, что «их все заколебало». Широко распахнутый, ждущий взгляд Ирки много чего обещал, но он много чего и требовал.
А вот для элитных, умных, постоянно чем-то занятых мальчиков Ирина была «своя парнишка», и они охотно брали ее в свои игры и в свои дела. Причем любой взрослый человек просто обязан понимать — в отличие от мальчиков, «заколебанных жизнью» уже в 15 — 17 лет, эти-то лет через 20 — 30 будут стоять у общественного кормила и станут хозяевами земли. Так что и быть своей в их компании для девушки ну уж куда как полезно, и само отношение мальчиков имеет смысл принять во внимание.
Так что у мамы сложился собственный взгляд на вещи, очень далекие от взгляда Ирины и тех мальчиков, которым предстояло стать хозяевами этого мира. Имеет смысл сразу и с полной определенностью сказать — да, мама не знала Ирину, и все последующие события связаны именно с этим.
Вечером десятого Ирина пришла домой поздно — целый день общалась — сначала с Пашей Андреевым, потом пошла к Марине, слушать новые польские записи. Если по правде — у Ирины была надежда, что родители уже легли, но они еще торчали в кухне. И уж конечно, ничто не предвещало того, что случилось потом.
— Ирочка, вот тут жаркое… — прервался голос мамы от какой-то насквозь фальшивой заботливости, с оттенком непонятной виноватости.
— Мама, мы что — завтра выезжаем?
— Ирочка, ты ведь едешь в летнюю школу?!
— Нет, не еду. Ты же знаешь — я еду в экспедицию, искать дедушкино наследство.
Взгляды мамы и дочки скрестились. Ревмира тяжело вздохнула. Что ж, не избежать ей разговора…
— Ирочка, мы тут посовещались с папой… С папой и с Алексеем Никодимычем, — уточнила мама, и Ирину особенно сильно передернуло — как всякая нормальная девица, Хипоню она не переваривала органически, скорее всего, инстинктивно. — Экспедиция может быть опасной, мы пришли к выводу, что не можем рисковать единственной дочерью. Тебе надо учиться, надо ехать в летнюю школу, а не бегать по тайге и рисковать здоровьем, не спать в холоде и на ветру. И вообще — у тебя хилое здоровье, давай уж скажем совершенно честно. А там очень гиблые места, не зря же там создали лагерь.
И вот тут Ирина поняла то, о чем не хотела и думать — что мама ее предала. Хитро выманила все, что ей надо, использовала, и послала подальше. А заодно и волю дедушки.
Мама еще долго говорила, вышагивая по комнате, помогая себе отмашкой жилистой руки. То, что принадлежит одному члену семьи, принадлежит и всем остальным. Ирина всю жизнь прожила на то, что заработали они с папой. Разумеется, дедушкин клад будет не только для мамы с папой, он будет для всех. Ведь если бы Ирина его сама нашла, было бы так, верно? Ну вот и они так же сделают. Но совершенно не дело старшеклассниц бегать по диким горам, она будет только мешать. Может быть, все эти приключения и хороши у Майн Рида и Джека Лондона, но тут ведь не роман, тут уже практическая жизнь…
В этом месте мама, наконец, подняла взгляд на каменно молчащую Ирину.
И осеклась на полуслове, увидев взгляд дочери. Особенный взгляд, который очень редко замечает женщина, тем более, мама у дочки. Ирина смотрела снизу вверх, почти не моргая, внимательно глядя на маму. Так смотрит женщина на человека, которому она верила и который ее обманул. Не презрительный взгляд, не ненавидящий, скорее уже изучающий. Взгляд, зачеркивающий все, что связывало с этим человеком. И не дай Господь моим читателям, мамам и папам, поймать на себе такой взгляд собственного ребенка.
А Ирина встала, медленно вышла из комнаты.
— Ирочка, я же тебе говорю! Мы с папой узнаем, что и как… Разведаем обстановку, снимем комнату! Может быть, мы еще дадим тебе телеграмму!
Мама тараторила, бежала за Иркой по дому. Ирина тихо шла, засунув руки в карманы джинсов. Только раз Ира вынула руку — чтобы взять с гвоздика ключ. И шла дальше, не слушая мать.
— Ира, тебя когда ждать? Ирина, изволь мне ответить! Ирка, ну что за свинство!
Ирина шла, не поднимая головы, оставляя позади мамины вопли.
— Владимир, а ты что сидишь?! Отец ты или не отец?! Ты-то каким местом думаешь?!
Ну, раз мама начала орать на папу, это надолго. И если уж начала, значит и правда, сама не знает, что ей делать. Уже выходя из подъезда, Ирина слышала вопли с третьего этажа — там продолжали выяснять, чья это дочь, кто за нее отвечает, почему не отвечает, как смеет не отвечать… Мама занималась обыденным в общем-то делом: перекладывала на папу ответственность за свои проколы и грехи. Сколько Ирина себя помнила, она этим занималась каждый раз, потерпев поражение или сделав какую-то гадость. Ирина старалась не слушать.
Летний город пропах бензиновой гарью, запахом несвежей зелени. Торговцы давно разошлись, на месте рыночков, у крупных остановок, валялись ящики, картонные коробки, забитые какой-то дрянью, груды гниющих овощей и фруктов. Бродячие собаки что-то жрали, что-то отнимали друг у друга.
На перекрестке Вора Либкнехта и Проститутки Люксембург Ирку пытались поймать за руку какие-то странные мальчики, стоящие возле синего «мерседеса».
Возле киоска на Разбойника Вейнбамкина небритый толстый азер крутил на пальце связкой ключей — и от машины, и от квартиры. Сунуться он не посмел, но уж раздеть девочку взглядом не преминул и пакостно зачмокал вслед.
Ирине было все равно. Куда она идет? Сначала девочка сама не понимала. Опустив голову, брела Ирина по улицам вечернего Карска. Боль не утихала, но становилось все-таки спокойнее. Утих спазм, перехвативший горло, прекратило колоть в правом боку; кроме своей проблемы, появились улицы, дома и люди. Становилось уже можно жить. Куда это она зашла?!
Ага. Вот Кутеванова, вот Шлюхи Лебедкиной… совсем недалеко от Андреевых. Эх, не будь Пашка таким же маленьким! Мало того, что ноги сами принесли Ирину к Андреевым, у нее и тени сомнения не возникло, что Павел дома и рад будет ее видеть. Павел всегда был надежен, как средних размеров горный хребет… Не может же он исчезнуть, когда ей до такой степени надо?! Только когда Ирина набрала номер на табло домофона, ее вдруг прохватил испуг: а кто сказал, что Павел дома?! И что ему все это интересно?!