— Приманкой?
— Верно. А какая приманка нужна?
— Для медведя, наверное, мясо нужно… Скажем, дохлое животное?
— Соображаете! А теперь рассудите сами: чтобы сделать две привады, мне нужно две туши коровы… Значит, надо ездить по колхозам и совхозам и искать, кто продаст мне дохлую корову. Коровы же не везде дохнут, и тогда, когда мне надо. Значит, полдня буду висеть на телефоне и все равно всего не узнаю, придется ехать.
А ездить надо на большой машине, на грузовике, чтобы сразу можно было увезти… А значит, надо пожечь море горючки… Сколько стоит в Малой Речке горючка, кто знает?
Оказалось, это знали оба:
— Здесь стоит в три раза дороже, чем в Карске.
— Верно! А теперь сообразите: сколько мне туш надо на каждую приваду?
— Разве одной мало?
— Если приводить иностранца, приваживать надо недели за две до охоты. Чтобы зверь уже привык, освоился и ничего плохого бы не ждал. Потому что если иностранец платит деньги, он что хочет? Он гарантий хочет, хочет получить то, за что платил, и чтоб не возникало сложностей. Значит, прикармливать надо заранее. И надо несколько туш на каждую приваду, потому что крупный медведь в два прихода съедает корову. Полностью.
— То есть опять горючка, опять время…
— Вот-вот! Я уже не говорю, что народ этой работы не любит — тухлые туши таскать. Приходится все самому…
— Все равно должно быть выгодно! Если один выстрел стоит несколько тысяч долларов!
— Стоит не любой выстрел, стоит выстрел, при котором клиент попал… Если он не хочет тратиться, он свободно может нарочно промазать, и ничего ты ему не сделаешь. И будет платить только сто долларов в день.
— Сто долларов?!?!
— Не такие громадные деньги. Если клиент зверя не завалит, водить его совсем невыгодно. Туши… Горючка… Время… Выгодно, если он убил. А у меня недавно один такой медведя ранил, да как! В подушечку лапы. Этот медведь назавтра пришел, и застрелил я его. А иностранец-то уже уехал…
— Ну, а мясо? Шкура, жир? Это же все тоже ценное…
— Ценное! Но не такое ценное, чтобы иметь много денег. Так, чтобы прожить… И с мелкого медведя всего этого вы мало возьмете. Чтобы много, чтоб хозяйству поправиться, крупный зверь нужен. И для иностранца нужен крупный. А норовит на приваду кто? Всякая мелочь, кто сам охотиться не умеет, или мелкий слишком. Вот сейчас заедем и проверим.
«Люська» свернула на дорожку, совершенно заросшую травой. По ней так редко ездили, что заросли даже колеи, и машина подминала траву, распространяя духмяный аромат зрелых трав — типичный аромат позднего лета, острый и пряный. Послышалось журчание очередного ручейка, но вместо аромата трав воздух вдруг заполнило зловоние. Жуткий сладковатый смрад заполнил легкие, не давал буквально сделать шагу.
— Ну, пойдемте проверять!
Ирина замотала головой, встала возле машины: ей показалось, с этой стороны воняет меньше.
— Не пойдешь? Ну ладно, только не отходи никуда — откуда мы знаем, где они бродят.
— Я с вами!
— Ну пошли…
В свете фар стали видны задранные к небу ноги с копытами, огромный раздутый живот. Маралов обходил смердящую тушу, внимательно рассматривал следы, бормоча:
— Вот сейчас и проверим…
На мягкой земле вокруг туши оказалось множество следов.
— Ага!!! — Маралов рявкнул так, что Ирка шарахнулась в сторону.
— Так я и знал! Ты посмотри, что за сволочь! — среди прочих, на земле ясно были видны следы небольшого медведя. — Ты смотри! — Маралов ладонью измерил след, обратил в детям возмущенное лицо, — сотни кило не набрал, а уже к приваде лезет! Я ему…
Бормоча что-то под нос, Маралов прыгнул в «Люську», рессоры застонали очень жалобно. Автомобиль рванулся, как безумный, и вроде бы, совсем не по дороге. Мелькали стволы, ветки, сучья.
— Пригнитесь! Живо!
И сучья пролетали над машиной. В свете фар мелькали заросли крапивы, берега ручьев и муравейники. Маралов на полной скорости бросал машину через ручей, и сила инерции выбрасывала автомобиль на другой берег. Машина прыгала, пролетая метра полтора, и приземлялась под лязганье зубов и жуткие звуки рессор.
— Вот он! — И дети явственно увидели маленького светлого медведя в свете фар. Зверь во все лапы удирал, на бегу поворачивая голову в сторону преследователей, издавая надсадное уханье.
— Держи его!
От вопля Маралова медведь только заработал лапами чаще и значительно ускорил ход. «Люська» тоже помчалась быстрее. С невероятной скоростью Маралов лавировал между стволами и корнями исполинских кедров.
— Куда ж делась эта скотина?!
Почти не снижая скорости, Маралов сделал круг вокруг того места, где исчез зверь.
— Ага!!! Вы посмотрите только, что эта дрянь косматая придумала?!
Из огромного дупла торчал только медвежий зад и одна задняя нога — все, что туда не вошло. Лапа жалко скребла ствол, пыталась втиснуться в дупло. В два громадных прыжка подлетел Маралов к кедру, вцепился в начавшую брыкаться лапу.
— А ну иди сюда!!
Из дупла вывалился медведь, бухнулся на спину, закрыв глаза и прижав уши.
— Нет уж, вставай! Сумел напачкать, сумей и отвечать!
Маралов резко поднял медведя за плечи и стал его бешено трясти, словно медведь был спелой грушей или, скажем, абрикосовым деревом. Медведь испуганно прижимал уши, отворачивал голову, втягивал голову в плечи.
— Ууу-арррр…
— Для тебя тут старались?! Для тебя, спрашиваю, корову тащили?! Ты еще мне чужое пожри! Разохотился тут!
Зверь только страдальчески заводил глаза, пытаясь пятиться подальше, махал обеими лапами сразу, шипел и плевался.
— Вот тебе, хулиган! Вот тебе!
С каждым выкриком Маралов с невероятной ловкостью пинал медведя в толстенькие мохнатые ляжки, причем звук был такой, словно с размаху били по футбольному мячу.
— Ааа-арррр… Ууу…
Ирка схватилась обеими ладошками за щеки. Павел прикидывал, не нужно ли помочь Маралову, но ему было жалко медведя.
Конец, впрочем, настал очень быстро. Маралов нарисовал зверю такого пинка, что бедного медведя подняло, развернуло и буквально унесло в кусты.
— Ну вот, хоть одного вроде отвадил…
И только часа в четыре ночи «Люська» побежала по еще спавшей деревне. Ирина давно задремала бы, не подскакивай «Люська» на страшных ухабах. Приходилось все время держаться изо всех сил, упираться ногами, хвататься. С рычанием и воем неслась «Люська» по ночной дороге, лавируя между стволами и лужами, словно бы сама выискивая дорогу, независимо от мирно болтавшего о том, о сем Маралова. Свет фар выхватывал стволы деревьев.