– Лазар? – переспросил юноша; он сделал ударение на последний слог, согласно местной манере произношения. – Ложь не поможет. Знаю-знаю, достопочтенный! Ты – мастер по части притворств и обмана. Я искал тебе весь день, и теперь ты не уйдешь. Сандро Урия, ты – мертвец! Ты должен быть возвращен на Лестницу Очищения. Семья не давала разрешения на твое воскрешение. Пусть все эти люди будут свидетелями – на Синфеоне ты признан мертвым!
У меня отвисла челюсть. Быстро же расползается слава! Семейка расстаралась. А Синфеон – это вообще где?
Нужно было сейчас же взять себя в руки и прекратить этот цирк.
– Я не знаю тебя, юноша, и на Синфеоне никогда не бывал. Прощай! – я отвернулся и пошел прочь.
– Остановись, мертвец, или я ударю тебя в спину!
И действительно, за моей спиной зашелестела сталь. Еще не до конца веря, что этот начинающий истребитель незаконно оживших покойников решился исполнить угрозу, я прыгнул в сторону. Один бок мне уже располосовали, рисковать вторым не хотелось.
Позади хакнули, что-то тяжелое упало на брусчатку. Отлетел к моим ногам, звеня и высекая искры, кортик. Двое здоровяков в белых туниках поверх кольчуг и пышных чалмах с перьями заламывали руки лежащему на животе наемнику. Юноша, едва не плача, пытался вырваться, но куда ему было мериться силами с двумя мужиками, у которых плечи – толщиной с его туловище?
– Лихо они парня… – сказал я, обратившись к одному из зевак – полуголому старичку, который сидел на тростниковой циновке в позе лотоса.
– Маджаи следят за порядком в Джавдате и не допускают смертоубийств, – ответил тот, пощипывая себя за волосы на груди. – Белокожий, надо думать, забыл об этом. В его родном Синфеоне, Глаз зрит, еще не окончилось Лихолетье. Вот и решил, что можно вести себя, как на припортовых пустырях! Эх, Глаз каждому может напечь голову! Даже мудрому из мудрых.
Старичок был не прочь поболтать еще, но я уже взял ноги в руки и отправился к последнему, третьему мосту, который находился в конце улицы.
Поднялся по вытертым ступеням, как мне советовал хозяин чайханы, и сразу увидел проспект Узорчатых Башен. Это была довольно оживленная часть города, лежащая в низине. Над широкой улицей стелился черный дым, который выкашливали автомобили. С машинами состязались в скорости коляски и кареты, бдили на перекрестках маджаи, сновали по тротуарам горожане. С одной стороны возвышался ряд высоких изящных башен. Если они и были узорчатыми, то с расстояния я не заметил, в каком именно месте.
И где здесь искать единственного знатока небесных сфер?
А потом я обнаружил, что в конусообразной крыше одной из башен открыт люк и что в этом проеме поблескивает объектив телескопа.
«Странные все-таки люди, – думал я, спускаясь с другой стороны моста. – Садись на мироход и отправляйся хоть на Синфеон, хоть вдоль всего Колеса, а они в телескоп на небо смотрят!»
Когда я переходил через проспект, то невольно залюбовался, как двое представителей низших каст дерутся на обочине из-за кучки дерьма ездовой твари. У каждого было видавшее виды ведерко, и каждый хотел всенепременно уйти с добычей. Зачем, им, интересно, это добро? Виноград удобрять?
За праздность я едва не поплатился. Мне засвистели и загикали. Пятнистое животное пронеслось в сантиметрах от меня, обдав жаром, следом прогрохотала высоченными колесами двуколка. Я отпрянул и пулей вылетел на тротуар.
Нужную мне башню опоясывал глинобитный забор. Я прошел через замусоренный проулок, повернул еще раз и оказался во дворе.
Передо мной был одноэтажный, но длинный, словно коровник, дом. На окнах – некрашеные ставни, дверь открыта и подперта половинкой кирпича, чтоб не закрывалась от сквозняка. На бельевой веревке неподвижно висели застиранные до дыр тряпки, – сразу было видно, что живут здесь люди скромного достатка. Пузатый мальчишка, сидя на земле, играл с деревянной фигуркой животного непонятной породы. Мальчик был покрыт белесой пылью с головы до ног, точно пудрой. Он зыркнул на меня исподлобья, шмыгнул носом, под которым собралась уже изрядная капля, и продолжил игру. В углу двора имелась колонка, окруженная невысыхающими зелеными лужами; женщина в платье длиною до пят орудовала ржавым рычагом. В патрубке колонки сипело и булькало, но, несмотря на усилия женщины, в подставленное ведро не срывалось ни капли.
Я прокашлялся, не желая напугать ее своим неожиданный появлением. Женщина отпустила рычаг и обернулась. У нее было немолодое лицо с большими родинками по обе стороны носа.
– Я ищу Даорака, достопочтенная.
– Тебя прислали из городского Дивана? – она с сомнением поглядела на мой старенький, с чужого плеча халат.
Я улыбнулся со всей возможной в тот момент искренностью.
– Нет, я пришел по личному делу.
Женщина потемнела лицом. На миг мне даже показалось, будто это ее родинки неожиданно разрослись, превратившись в коричневую корку. Ну что опять не так!
– Вы замучили Даорака своими набегами! – едва сдерживая гнев, проговорила она. – Уходи, иначе мы кликнем маджаев. Мы – честные люди, и от всяческих шакахов нас защищают законы Джавдата!
Мальчишка вдруг отшвырнул деревянное чудо-юдо и заголосил менингитным голосом. По пыльному пузу забарабанили слезы.
Мы поглядели на дитя, потом снова повернулись друг к другу.
Улыбаться больше не было сил. Кто бы знал, как я устал за сегодня! И опять! Опять мне пришлось брать себя в руки и вещать, используя остатки убеждения.
– Я не собираюсь никому причинять неприятности, достопочтенная. Мне только нужно поговорить со знатоком сфер. Асуры сказали, что я должен обратиться к Даораку. Я не шаках, Глаз зрит!
– Асурам нет дела до тех, кто топчется по грязи… – проворчала женщина. – Будь по-твоему, я позволю Даораку выйти из дома. Но если ты один из тех, кто желает причинить моему сыну вред!.. – она не договорила, сверкнула глазами и пошла к крыльцу.
Вот тебе раз! Сколько же лет знатоку сфер? Хорошо, если ему исполнилось двадцать…
Я взялся за рычаг колонки, применил дюжую силу Сандро Урии, и из патрубка потекла узенькая, искрящаяся в вечернем свете Глаза струйка.
Даорак подошел ко мне, прихрамывая. Он действительно оказался еще молодым человеком, хотя его сильно старила кучерявая и седая – в его-то годы! – бородка. Как большинство местных, знаток сфер носил халат, шаровары и тюрбан. Одежда была под стать моей – выцветшей и видавшей виды.
Даорак был от рождения калекой, из закатанного левого рукава торчал крошечный, розовый, как у младенца, кулачок – часть недоразвитой руки. Добрые люди же добавили от себя: пол-лица знатока сфер бугрилось от шрамов и наслоений дикого мяса. Один глаз зарос почти полностью, виднелась только щелка, вдоль которой постоянно собиралась влага: то ли слезы, то ли гной.
– Матушка Ибтихаж сказала, что ты прибыл по велению асуров.
Знаток сфер смотрел не на меня, а куда-то вбок; при этом говорил торопливо, глотая окончания слов и нервно улыбаясь.