Глядя, как болтаются свободные петли, я подумал, что Исчадие должны были опутать ими с голов и до пят, дабы драгоценный груз не сорвался болидом на стойбища туземных почитателей. То-то удивятся асуры, когда обнаружат в корзине не единого в четырех лицах, а четырех по одному.
Вскоре мы оказались под брюхом мирохода. Каким образом желто-черный самолет пристыковался, я не видел: не до того было, ведь мы продолжали биться в сети мелкой рыбешкой. С мирохода на нас направили прожекторы. Почти сразу же я увидел силуэты, которые скользили на тросах вниз.
Большие, зазубренные лезвия раскромсали сеть. Кого-то вытянули из пут, и вот уже два силуэта отправились вверх. Сеть разошлась и надо мной. Сначала я увидел руку, обтянутую толстой, армированной железом резиной. Потом передо мною возник шлем, похожий одновременно на допотопный батискаф и на казан для плова. Меня схватили за шкирку и потянули вверх. Я подался навстречу, обхватил асура двумя руками. Тот оказался холодным и скользким, как тюлень. Вокруг был хаос, глаза слезились от ветра, а слезы норовили тут же замерзнуть, но я все же видел, как несется мимо холодный туман, как трепещут обрывки оболочки монгольфьера и разрезанные веревки. Асур дал отмашку. Трос, прикрепленный к его поясу, натянулся струной, и мы рванули вверх.
Сквозь яркий свет прожекторов, наперекор ветру, который, не желая отдавать жертву, напустился на нас что было мочи. Мелькнула обшивка мирохода; она была покрыта рыже-зеленой слизью, в которой копошился целый зоопарк паразитов и личинок.
А потом я словно ослеп и оглох.
Я поплыл в невесомости, не ощущая ничего, кроме боли в обмороженных руках и лице. А боль становилась ощутимее и ощутимее, неуклонно вытесняя прочие ощущения.
Меня притянули к палубе, накинули на плечи что-то мягкое и теплое. Спросили о чем-то. Поскольку я не ответил, спросили еще раз, обдав запахом не очень здоровых зубов.
Толку от меня все равно не было. Тогда мне вручили теплый бурдюк, помогли поймать мундштук губами. Я хлебнул подогретого вина со специями. Хлебнул раз, другой, ну и потом – сколько хватило дыхания, столько и выпил.
Постепенно в голове прояснилось.
Асуры, участвовавшие в захвате монгольфьера, стягивали скафандры. Под сводом болтались вниз головой вооруженные акинаками бойцы. Они готовы были потрошить нас, как селедок, вздумай мы что-нибудь учудить. Нила, кутаясь в шерстяное одеяло, уже докладывала двум посвященным. Те слушали с каменными лицами.
Бакхи и Сита тоже были здесь. Слуга прижимал к животу сундучок с деньгами. Клешнею он расправлял мокрые волосы, и с них срывались мутные капли. Сита громко стучала зубами и с мольбой глядела на меня. Я передал ей бурдюк.
Нила, продолжая отчитываться, указала в мою сторону. Двое бойцов сейчас же подплыли ко мне, схватили за плечи и толкнули к посвященным. Один акинаком разрезал пояс халата, второй приказал оголить грудь. Хочешь не хочешь, пришлось подчиниться.
– Оно выбрало очередного несчастного, – сказал первый посвященный.
– И снова – никакой уверенности… – пожаловался второй.
Нет ничего приятного в том, что два кретина с татуированными лбами пялятся на тебя, как на картину, и беседуют о чем-то своем, понятном не всякому.
– Оно не позволило бы убить себя вот так – мечом по горлу, – высказался первый. – Вне сомнений, эта смерть имеет смысл.
– Смысл есть: больше не будет кандидатов из другого мира, – пожал плечами второй. – Оно было уверено, что выполнило свою миссию.
– И приказало себя убить, – договорил первый. – Но что мы имеем теперь?
– Последнюю возможность, – ответил второй. – Следует доложить об Избраннике радже.
Я посмотрел на Нилу. Мне показалось, что и она не очень-то понимает, о чем речь.
– О какой возможности вы говорите, достопочтенные? – просипел я. Оказывается, я здорово посадил связки на последнем этапе полета нашего героического монгольфьера.
Сита ахнула, Нила потемнела лицом, я же ощутил у горла холод лезвия акинака.
– Он действительно перехожий чужак, раз смеет вмешиваться в беседу высших асуров, – улыбнулся первый посвященный.
– Уберите мечи, – приказал второй. – Отныне эти люди – гости на борту «Аравинды», к ним нельзя относиться как к прочим ползающим в грязи. Гостей следует одеть, накормить и обогреть. – Посвященный взглянул на меня исподлобья. – Помыть тоже не помешает, от Избранника до сих пор несет смертью. Раджа примет гостей, как только они будут готовы.
– Это касается и слуг? – спросила Нила, чуть поморщившись. Бакхи и Сита переглянулись.
– Всех, – отрубили посвященные. Затем развернулись и поплыли, волоча за собой туго заплетенные косицы, к люку, ведущему на верхние палубы.
Мечники убрали акинаки в ножны. Прошло несколько секунд, прежде чем им удалось переменить пластинку. Удивительная негибкость для членов столь высокой касты; наверняка внутреннее устройство касты асуров напоминало структуру муравейника. В ней нашлось место и собственной гвардии, и разведчикам, и слугам (тем заносчивым людишкам в черных сюртуках, с которыми мне не раз доводилось сталкиваться), и мудрецам. Я готов был побиться об заклад, что для асуров-слуг и асуров-гвардейцев воздухоплавание и устройство мирохода – нечто непостижимое, как и для простолюдинов из низших каст.
– Добро пожаловать на борт, друзья, – прогудел один из мечников. Скорее всего, это был салар. Держался он важно, то и дело подкручивал седой ус.
Сначала – на два уровня вверх, потом – по обшитому деревянными панелями коридору, вдоль медного поручня, точно по путеводной нити, – в сторону кормы. Гвардейцы поспешили перепоручить нас слугам, а те препроводили гостей в душевые.
Ванная комната напомнила мне аэродинамическую трубу, через которую мощный вентилятор гнал горячий воздух. Капли воды срывались с форсунок и летели горизонтально: неправильный и не очень щедрый дождик. Я висел, закрепив руки и ноги в ременных петлях, а слуга драил меня щеткой на длинной ручке. Примерно такой же щеткой я мыл свою машину. Давно это было… И дома.
Драный халат, подаренный кшатрами, и панталоны из гардероба Сандро Урии отправились в печь. Взамен я получил новенькое белье, сорочку, брюки, кафтан и тюрбан. Все было белого цвета. Бакхи примерил на себя такой же костюм и пощелкал от удовольствия клешней. Сита надела белую тунику, отороченную серебряной нитью, и узкие брюки.
Нилу приводили в порядок отдельно. После беседы с посвященными нас сразу разделили.
Подали обед: печеное филе птицы, фрукты, лаваш, сухое вино в бурдюках. Оказалось, я не забыл, каково это – жевать и глотать в условиях невесомости. Тело Сандро Урии не думало сопротивляться. Сандро Урия уплетал так, что за ушами трещало. Так, что асуры-слуги украдкой переглядывались.
Бакхи и Сите, наоборот, кусок в горло не лез. Мыслями они были еще в перевернутой корзине монгольфьера, цеплялись за ремни и болтали ногами в пустоте. В глазах обоих читались страх и уныние. Им бы поплакаться в чью-нибудь жилетку… Вот только в чью? Вряд ли экипаж мирохода комплектуется психологом.