Бракиель нервно дернулся, среагировав на мое кощунственное «пока что», но я уверен, Господь как раз и создавал человека для того, чтобы тот быстро и даже стремительно развивался, стараясь догнать Его во всем, ибо сотворен по образу и подобию.
Агиросион поднялся.
– Я сейчас же пошлю серого ангела с предложением встречи. Если Михаил согласится, мы… обсудим проблему, которую отыскал для нас смертный.
– Михаил не придет, – сказал Бракиель.
– Почему?
– Ранг, – сказал он с тоской. – Ему равны только сам Люцифер и Вельзевул, а их не будет.
Я сказал быстро:
– Не это важно! Лишь бы пришли оттуда! Михаил или не Михаил. Нам важнее всего, чтоб тайное стало явным. Чтобы там наверху узнали.
– Думаешь, – сказал Агиросион, – не знают?
– Уверен, – отрезал я. – Но если даже знают, то делают вид, что не знают. Если же мы заявим вслух и громко, что какая-то группа светлых ангелов тайком от всех начинает саботировать…
Агиросион прервал с тоской:
– Какой здесь саботаж… Они лишь ускоряют то, что замыслил Творец.
– А кто им разрешил? – спросил я зло. – Вы что-то недопонимаете, лорды. Представьте себе, что в прошлый раз, когда Господь решил перетопить человечество, они бы тоже забежали вперед? И вызвали бы потоп не через сто тридцать лет, как объявил Творец, а через неделю?.. Никакой ковчег бы не смастерили!
Бракиель смотрел на меня с надеждой.
– Полагаешь…
– Уверен, – отрезал я твердо.
Агиросион посмотрел на Думу и Бракиеля.
– Вы готовы?
– Давайте не тянуть, – предложил я. – Я возвращаюсь к себе, а когда договоритесь о встрече, только свистните.
Агиросион буркнул:
– А ты зачем? Будут говорить светлые с темными. А ты всего лишь человек.
– Я не всего лишь, – отрезал я. – Ты забыл, кому Создатель отдал эту землю?
Бракиель сказал быстро:
– Агиросион, он прав. Светлые помогают преступникам бежать из ада и натравливают их на людей!.. Я говорю не потому, что сочувствую людям, хотя сочувствую, а потому что все дело в людях!
– Мы можем все решить и без них, – отрезал Агиросион.
Я поднялся.
– Не можете. Но если не понимаете такой простой вещи… поступайте как хотите. Прощайте.
Я отошел, взял в руки меч Вельзевула, сосредоточился. Передо мной появилось светлое пятно, сперва просто белесый туман, затем я различил край своего стола в кабинете, тусклую свечу в двурогом светильнике.
Бракиель вскрикнул:
– Как он это делает?
– Он за это пла…
Я не услышал, что сказал Агиросион, окно осталось за спиной и тут же исчезло. Сердце не колотится, а мощно и сильно бухает с надрывом, будто усталый до немогу кузнец через силу поднимает тяжелый молот.
Убрав меч в ножны, я дотащился до кресла и рухнул, раскинув руки в изнеможении.
…Сэр Жерар вошел ровный и невозмутимый, но вдруг его перекосило, глаза полезли на лоб, он отшатнулся и уставился на меня дикими глазами.
– Ваше… Ваше Величество!
– Что? – спросил я устало и провел рукой по лицу, не прилипло ли что. – Испачкался?
– У вас, – проговорил он с великим трудом и указал пальцем, – у вас на голове…
Я вяло поднял руку, пальцы наткнулись на холодный металл.
– А-а, – протянул я, – это… правда, красиво? Хоть и мрачновато. Стиль такой, готы придумали. Не сами готы, что готы, а те, кто под готов, как вроде бы готы, хоть и не готы, какие из них готы, им до готов, как готам до готики…
Он с ужасом смотрел, как я снял корону и поставил ее на стол.
– Ваше Величество! – сказал он дрожащим, но твердым голосом. – Я чую в этой штуке просто невероятную… недобрую мощь! Вон даже стены перекосило!
– Это корона, – объяснил я, – а корона всегда вне добра и зла, ибо это власть, а власть определяется рациональностью, а не моральными принципами. Моральными принципами должны руководствоваться общество и народ, а также люди, но не лица, облеченные властью. Потому не смотрите так уж вот так… Пример подал сам Господь, когда потопил так называемое мирное население, не особенно разбираясь, кто виноват больше, кто меньше, а кто почти совсем не виноват, это Он назвал зачисткой… Что слышно с отправкой войск?
От моего холодного делового тона он пришел в себя, вытянулся и отрапортовал четко:
– Сегодня погрузили на ваши чудо-платформы еще две тысячи добровольцев, а также их коней. Ваш паровоз быстро домчит почти к самой долине Миелиса!
– Вот и славно, – сказал я. – Что еще нового?
Он покосился на черную корону, теперь и мне почудилось, что от нее поднимается нечто вроде черного дымка, но не дым, понятно, а как будто в короне медленно и неспешно пробуждается темная, как душа грешника, ночь.
– Ваше Величество, – сказал он осторожно, – вы спрашиваете так, словно побывали в Зачарованном Месте.
– А что там? – полюбопытствовал я.
– Говорят, – ответил он с той же расстановкой, – там за день можно прожить год… Вы же только сегодня за этим столом пили этот свой ужасный черный кофий!
– Да? – переспросил я. – А как будто и не пил… Надо еще чашечку. Вам большую или поменьше?
Он поспешно отступил к дверям.
– Нет-нет, Ваше Величество, спасибо!
– Совсем маленькую, – предложил я.
– Ни за что!
– С молоком! – крикнул я вдогонку, но он, не теряя величавого достоинства, но с заметной поспешностью скрылся за дверью.
Я принялся разбирать бумаги, что-то их прибавляется, хотя в самом деле отлучался вроде бы ненадолго, затылком и чувствительной спиной ощутил, как открылась дверь из коридора, но опасности не почувствовал, не поворачивался, пока неизвестный не подошел к столу и не остановился сбоку.
Я поднял голову, Карл-Антон смотрит с почтением и виноватой улыбкой, одет богато и крайне пышно, даже сапоги с модными висюльками и накладными металлическими бляшками.
Я спросил в удивлении:
– Карл-Антон!.. Что случилось?
Он сказал виновато:
– Нужно срочно передать вам весточку, но я в прошлый раз услышал, что к вам шастают всякие непотребные люди.
– Понятно, – сказал я, – и вы решили, спасая мою репутацию, одеться зажиточным торговцем?
Он в недоумении оглядел свою одежду.
– Правда? А я был уверен, что оделся могущественным лордом.
– Да ерунда, – сказал я. – Оделись вы как купец, на прошлой неделе сумевший сказочно разбогатеть. Лорды одеваются не так… ярко. И золото не выставляют так напоказ… Но это не суть важно. Что за весточка?