Затем все это исчезло. Борьба внутри меня прекратилась так же внезапно, как и началась, и я почувствовал, что черное беспомощное нечто отползло назад с беззвучным предсмертным криком.
Я зашатался, мое сознание затуманилось от слабости и тошноты. Моя рука соскользнула с лица Сэлли. Вздрогнув, я опустился на колени, а потом упал на бок. Комната поплыла перед моими глазами, но я еще успел увидеть, что тело Сэлли, все еще удерживаемое Сином и Рольфом, замерло.
А еще я успел почувствовать, как что-то жуткое и бестелесное отступало от Сэлли. Оно было похоже на волну мрака, на черное колышущееся существо со множеством щупальцев, рассеявшееся в ее теле, как рассеивается туман под светом керосиновой лампы.
Затем я потерял сознание.
Тремейн вздрогнул, как от удара. Его череп пронзила острая колющая боль, по туловищу пробежали судороги, а перед глазами заплясали языки пламени и заколыхались тени. Перед его мысленным взором замельтешили какие-то невероятные видения. Он вскрикнул, потерял равновесие и свалился на пол с неудобного стула, на котором сидел. Комната вокруг него начала вращаться, как будто стены, пол и потолок стремились изменить свою форму. Мерцающий свет керосиновой лампы потонул в появившемся откуда ни возьмись ярком зеленоватом свечении, а комнату неожиданно наполнил неведомый резкий запах, от которого сбивалось дыхание.
Через некоторое время боль и судороги прекратились, и Тремейн снова смог нормально дышать. Он медленно приподнялся на четвереньки и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Его сердце колотилось, и, несмотря на холод, одежда была влажной от пота. Он безуспешно пытался понять, что же сейчас с ним произошло. Он словно получил удар — молниеносный неистовый удар некоей невидимой силы — той самой силы, присутствие которой он ощущал в течение последних двух дней и которая, издавая беззвучный шепот в его сознании, направляла его усилия, подводя к расшифровке книги. По мере того как он все глубже проникал в тайны книги и все лучше понимал написанные в ней загадочные значки и символы, эта сила все больше подчиняла его себе. Теперь же он познал ее другую, мрачную сторону, почувствовав на себе, как невидимая ладонь его духовного господина сжимается в кулак.
Он застонал. Воспоминание о только что испытанной боли все еще угнетало его, но при этом он ощутил себя свободным: в первый раз с того момента, как начал изучать эту книгу, он снова стал хозяином самого себя.
Послышалось громкое шуршание, и Тремейн невольно приподнялся. Он вдруг снова обратил внимание на жуткое зеленоватое свечение, наполнявшее комнату. Слегка пульсируя, оно исходило непонятно откуда и было похоже на светящийся прозрачный туман. Тремейн медленно встал на ноги, сделал шаг к столу и вдруг резко остановился.
Книга шевелилась…
Прямо перед его глазами тонкие желтоватые страницы словно перелистывались невидимыми руками, при этом шелест сухого пергамента наполнял комнату таинственным угрожающе-насмешливым шепотом, от которого по спине у Тремейна побежали ледяные мурашки.
Словно внезапно очнувшись от глубокого сна, Тремейн посмотрел на себя и на все, что происходило с ним, уже совсем другими глазами. Он почувствовал холод, от которого у него стучали зубы и немели пальцы, а еще голод, уже два дня терзавший его организм незаметно для него самого, и слабость, вызванную почти непрерывным бодрствованием в течение двух суток. Он вдруг осознал, что читал книгу, написанную на абсолютно непонятном для него языке, о котором он даже никогда ничего не слышал. А еще — что совершал поступки помимо своей воли, превратившись в раба этой книги.
И вдруг он почувствовал страх.
Тонкие пергаментные страницы, шелестя, продолжали перелистываться, а зеленоватое сияние в комнате стало пульсировать еще сильнее. Тремейн отшатнулся назад, ощутив, что невидимая сила снова пытается подчинить себе его волю. Он хотел закричать, но голосовые связки его не слушались. Затем словно нахлынула невидимая волна и парализовала его тело. Воля Тремейна угасла. Он медленно подошел к столу, уселся на узкий стул и протянул руку к книге. Страницы, которые до этого перелистывались сами собой, словно от порывов ветра, вдруг замерли, а пульсирующее зеленоватое сияние в комнате стало еще сильнее.
Взор Тремейна затуманился. Его глаза стали тусклыми, как у мертвеца, а рука начала двигаться, как маленькое живое существо, по столу, подползла к открытой странице этой дьявольской книги и уперлась пальцем в определенную строчку. Губы Тремейна стали беззвучно выговаривать какие-то слова — на языке, канувшем в лету два миллиарда лет тому назад вместе с существами, говорившими на этом языке.
Я пробыл без сознания, по-видимому, всего лишь несколько секунд. Когда я открыл глаза, первой, кого я увидел, была всхлипывающая миссис Уинден, склонившаяся над своей дочерью, а рядом Говард осторожно поправлял простыню на неподвижном теле Сэлли. Моя голова раскалывалась, но это было уже не смертоносное давление, только что сжимавшее мое сознание, а вполне обычная физическая боль, исходившая от огромной шишки на голове, которую я набил себе, упав на пол.
Чья-то огромная лапа обхватила меня за плечи и поставила на ноги. Я поднял глаза и увидел лицо Рольфа. Он улыбался, но это была мученическая улыбка, от которой из его разбитой губы еще больше стала сочиться кровь.
— Все нормально? — спросил он.
Я машинально кивнул, отвел его руку в сторону и, застонав, коснулся ладонью своего затылка. У меня, казалось, болел буквально каждый мускул тела.
— А у тебя?
Улыбка Рольфа стала еще более мученической.
— Теперь вроде бы все в порядке, — пробормотал он. — Хотя мне досталось от малышки. Еще несколько секунд и… — он сокрушенно покачал головой, шумно вздохнул сквозь зубы и повернулся к Сину. — Благодарю за помощь.
Син небрежно махнул рукой.
— Да ладно, — сказал он. — Мне самому еле удалось удержать ее.
Увидев, что Говард, поднявшись с кровати, быстро и выразительно поднес палец к губам, Син покачал головой, вздохнул и отступил на шаг назад. Мы все молча отошли в дальний угол комнаты.
Говард бросил на меня серьезный оценивающий взгляд:
— С тобой все в порядке?
Я кивнул, хотя и сам не был в этом уверен. Физически я чувствовал себя более-менее нормально, но моя душа казалась обессиленной и опустошенной.
— Что… что это было? — пробормотал я.
Говард поспешным жестом показал мне, чтобы я говорил тише, а затем кивнул в сторону миссис Уинден. Я, однако, понял, что Говард имел в виду и Сина, который, пожалуй, и так увидел больше, чем следовало бы.
— Не знаю, — солгал Говард. — Но, по крайней мере, надеюсь, что в основном все уже позади.
— Вы надеетесь? — спросил Син, сделав ударение на последнем слове.
— Нет, я в этом уверен, — поправился Говард. — Теперь дело за врачами.
Нервно и не очень уверенно улыбнувшись, он тут же отвернулся — до того, как Син успел задать еще какой-нибудь вопрос.