Квентон грубо схватил ее за плечи, отстранил от себя на расстояние вытянутой руки и дал ей громкую пощечину. Девушка отшатнулась, затем опустилась на колено и прижала руку к щеке. На ней четко отпечатались пальцы Квентона.
— Это не моя вина! — закричал он, рассвирепев.
Он почувствовал, что все, кто находился здесь, уставились на него, их взгляды были словно ножи, глубоко вонзающиеся в его грудь. Хотя больше никто ничего не говорил, в их молчании чувствовался упрек.
— Я ничего не могу поделать, — сказал Квентон. — Прежде чем прийти к вам, я был у Андары, но она не хочет сражаться. Вчетвером мы смогли бы их остановить, но один я ничего не могу сделать.
— А как же колдовская сила? — прошептала Мариан. — А как же договор, который мы заключили? Для чего же мы заложили свои души, если теперь мы должны погибнуть?
— Я не смог ее удержать, — беспомощно сказал Квентон. — Вам известно так же хорошо, как и мне, что Родерик навлек на нашу голову эти несчастья. Это он убивает вас, а не те, кто там, на улице. Они этого даже не подозревают!
— Но ведь он один, а вас четверо.
— Нас не четверо, — пробормотал Квентон. — Лисса, Андара и Леннард предпочли умереть, вместо того чтобы сопротивляться. И не упрекайте меня в том, что они оказались трусами.
— А ты?! — настаивала Мариан. — Ведь у тебя же есть колдовская сила, Квентон! Ты же колдун, как и они! Ты достаточно часто это доказывал. Спаси нас!
— Я не могу, — сказал Квентон отчаянно. — Я не могу сражаться с сотнями!
— Спаси нас! — упорствовала Мариан. — Ты же обещал. Ты…
Раздался одиночный выстрел. От стены возле плеча Квентона вдруг отскочили обуглившиеся деревянные щепки, а у Мариан на груди появилась маленькая кругленькая дырочка. Девушка издала прерывистый, похожий на вздох звук и, еще раз взглянув на Квентона широко открытыми глазами, медленно упала навзничь.
Раздался чей-то крик. Человек, занявший место Квентона у окна, выстрелил. И вдруг повсюду зазвучали выстрелы. Когда нападавшие открыли огонь из десятков ружей одновременно, все — мужчины, женщины, дети — начали кричать. Мужчина у окна вдруг сполз вниз. Пол вокруг Квентона запестрил фонтанчиками пыли от пуль. Квентон с проклятием бросился в сторону, перекатился по полу, а затем кошачьим движением снова подскочил. Вновь прозвучали выстрелы, в этот раз уже единым залпом. Одна из ставен разлетелась вдребезги, как будто от мощного удара молота. Что-то горячо и болезненно укусило Квентона за плечо, но он почти не почувствовал боли.
Он зигзагами побежал через помещение, бросился с вытянутыми руками к лестнице, ведущей на чердак с сеном, и ухватился за предпоследнюю ступеньку. Рев и вопли людей на улице становились все громче, но выстрелы уже не раздавались. По-видимому, нападавшие подумали, что уже первыми залпами они сломили сопротивление людей в сарае, и поэтому решили подойти поближе. Послышался мощный удар в дверь. Один из мужчин вскинул охотничье ружье и поочередно выпалил из обоих стволов.
Дверь исчезла за облаком пыли и разлетающихся щепок. Снаружи раздался пронзительный крик, а затем прогремел целый залп.
Но Квентон больше туда не смотрел. Он взобрался как можно быстрее вверх по лестнице, последним отчаянным усилием вскарабкался на сеновал, упал в изнеможении на пол чердака, полежал секунду с закрытыми глазами, затем снова приподнялся и пополз на руках и коленях к отверстию в воротах сарая. К этому отверстию также приставили охранника. Но он был уже мертв. Его руки еще держали винтовку, с помощью которой он пытался защитить жизнь — свою и своей семьи.
Квентон подавил в себе бессильную ярость, на мгновение охватившую его, отодвинул в сторону неподвижное тело и осторожно приблизился к отверстию в воротах.
То, что он увидел, поразило его. Не прошло и десяти минут, как он пришел сюда, в сарай, но город теперь было не узнать.
Иерусалимский Лот горел. Половина из неполных двух десятков домов, составлявших деревню, была охвачена пламенем, а улицы являли собой полный хаос. Повсюду лежали люди, их было намного больше, чем жителей в Иерусалимском Лоте. Нападавшие, по-видимому, в своем неистовстве давили и друг друга. Однако вид трупов не вызвал у Квентона ни удовлетворения, ни торжества. Собравшаяся внизу толпа была для него лишь стадом животных, подчинявшихся чьей-то более сильной воле. Квентон и сам очень хорошо знал, как легко можно манипулировать людьми. Причем чем возбужденнее они были, тем легче было управлять ими тем, кто хоть немного владел приемами колдовства или магией.
А Родерик — великий колдун, магистр черной магии. Квентон даже сомневался, хватило бы объединенных усилий Андары, Лиссы, Леннарда и его, чтобы одолеть Родерика в открытой схватке. Но этот отщепенец не пошел на открытый бой, наоборот, он уклонился от него. Переполненный ненавистью Квентон знал: теперь он посылает этих тварей, чтобы они довершили то, на что у него самого духу не хватило.
Где-то внизу прогремел выстрел. Глухо ударившись в деревянный пол чердака на расстоянии одной ладони от колена Квентона, пуля подняла фонтанчик сена и сухой пыли.
Квентон поспешно отодвинулся в отбрасываемую стеной черную тень, поднял руку и сделал быстрое, едва заметное движение.
Под ним, в самой гуще напирающей на сарай разъяренной толпы седоволосый мужчина выронил винтовку и схватился обеими руками за горло, словно испытывая удушье. Он зашатался, опустился на колени и был повергнут на землю напирающими сзади людьми.
Квентон облегченно вздохнул. Постройка дрожала от непрерывной пальбы, ударов прикладами и топорами, с помощью которых нападавшие пытались пробиться в сарай. Однако Квентон старался не обращать на это внимания, не думать о происходящем, игнорировать раздававшиеся внизу шум и крики. Всю свою волю он направил на то, чтобы сконцентрироваться на одной поставленной самому себе задаче, хотя и осознавал, что пытается сделать почти невозможное. Даже вчетвером они вряд ли смогли бы удержать разъяренную толпу, а для него одного это было все равно что пытаться голыми руками удержать разваливающуюся плотину. Но, как бы там ни было, он не собирался сдаваться.
Один из мужчин, пытавшихся вышибить дверь внизу, метрах в пяти ниже Квентона, вдруг замер, затем медленным движением, словно сопротивляясь своей воле, поднял правую руку, в которой был зажат нож, и вонзил его в себя. И прежде чем его падающее тело успело коснуться развороченной земли, он был уже мертв.
Но за ним напирали сотни других.
Руки Баннерманна дрожали. С тех пор как мы покинули ют, он не произнес еще ни слова и, казалось, лишь с трудом сохранял самообладание. Его лицо было белым — не просто бледным, а белым как мел.
— Что… случилось? — с трудом прохрипел он.
Вопрос был обращен к одному из матросов, сбежавшихся к месту происшествия и теперь толпившихся вокруг дыры в корпусе судна.
Матрос нервно помотал головой.
— Я… не знаю, — пробормотал он. Его взгляд блуждал, в глазах отчетливо запечатлелся страх.