А чреда лестничных пролетов не заканчивается. Все вниз и вниз, и вниз. Неужель сразу в ад заносим?
Напарник что-то бубнит, я его не слышу, по крайней мере не отвечаю, а он, спасибо ему, и не требует от меня никакой реакции. Все, что я расслышал, так это то, что вскоре "все это накроется медным тазом" и "не будет никакой санитарной службы". Но, как и прежде, я оставил это без внимания.
Я просто шел. А когда вышел на свет, мне показалось, будто я покинул темную, сырую пещеру после нескольких дней бесцельных блужданий в ее лабиринтах. Под теплыми лучами стало легко и спокойно, мысли упорядочились, сердце остепенилось. Идеальное расположение духа для безумных поступков.
Мы передаем труп другим двум парням, которые стоят возле мусоровозки, а те в свою очередь, передают мешок другим двум, которые стоят на бортах. Кто-то из последних спрашивает моего напарника, что там случилось, интересуются, что за стрельба и в кого палили, но тот вяло отмахивается. Мол, не знаете разве, в кого могут стрелять? В людей обычных, не в инопланетян же.
- Идем, Суриков, у нас дел еще по горло. Эй, ты куда? С тобой все нормально?
Я понимаю, что он обращается ко мне, но остановить меня сейчас может разве что пуля. Я решительно шагаю прочь от машин, затылком ощущая отправленные мне вслед взгляды. Они еще не понимают, но скоро им все станет ясно. Для некоторых, с той стороны дома, где лежит разбившийся санитар, уже все ясно, я это просто чувствую.
Срываясь в бег, я слышу крики за спиной. Один из голосов мне очень знаком. "Нападе-е-ние!" Привет, крикун, никак не угомонишься? Рожок мой у тебя? Побереги, чует нос, пересечемся еще.
А затем к ним добавились короткие автоматные очереди. Зря. Я бегу как ошпаренный, не чувствуя ног и усталости, не видя дороги перед собой и ни о чем не думая. Я спокоен, как тренер, чья команда уже в первом тайме загнала сопернику три банки. Мне все удалось, остальное издержки. Если "псяры" не знают потайных мест этого района, им ни за что меня не догнать. Ни за что не найти.
Но я все равно продолжаю бег. Последующие два года я почти не останавливаюсь. И даже когда пробираюсь незаметно как призрак, я все равно бегу. В голове, в подсознании, в мыслях. Внутренне я продолжаю бег, ведь остановиться - значит...
Да, умереть.
24 октября 2016г. 03.15
3 года 4 месяца после эвакуации
Мы выкурили сначала по одной, потом еще и еще, закоптили комнату хоть топор вешай, а разговор все не шел. Ну как "разговор"? Женьке-то меня особо спрашивать было не о чем, тут все и так понятно: тягач есть тягач, мотивы ясны как Божий день. А на мои попытки развязать ему язык он отвечал нехотя, с бесящей минутной задержкой, и без капли конкретики в словах. То ли по натуре был такой неразговорчивый, то ли после замеса в павильоне никак отойти не мог, но судя по его виду, так кирпичи он бы таскал охотнее, чем языком плескал. Поэтому я, ощупав обволакивающую его невидимую и непробиваемую скорлупу, умолк и сам. Тут было над чем поломать голову и без слов.
Доверял ли я ему, оказавшись в одной комнате? Нет. Ожидал ли от него западла? Да. Но все это скорее по обычаю, чем из-за того, что он был из проклятого псячьего клана. Просто по-другому я не умел: пару лет в изоляции, знаете ли, никоим образом не воскрешают прежнего чувства веры в людей. Какими бы добрыми качествами, навроде бескорыстного спасения из западни, они не обладали. Мне они и такие нравственные видятся не лучше китайских машин. И вроде бы кондиционер тебе, и хромированные вставки на консоли, и набор опций как в дорогой иномарке, просто глаз радуется, а душою все равно понимаешь - дерьмо ведь. Насквозь дешевое дерьмо, завернутое лишь в блестящую упаковку. И все, что нужно этому дерьму, это то, чтоб ты купился на его кондиционер. Купился и бабло выложил, а что будет потом, эту жестянку не интересует.
Но Жека был вне обобщенных мной категорий людей. Я не доверял ему, но и обманкой он мне не казался, уж я-то знал в этом толк. Скорее он был похож на человека, который привел в дом помирающего с голода дворнягу, накормил и разрешил лечь на коврике, но при этом совершенно не понимал, зачем он это сделал. От великодушия своего, аль с расчетом каким, чтоб дом охранял?
Прикрывшись занавеской, он стоял у окна и, спершись плечом на стену, курил. Изредка потягивал из дородной дюралевой кружки кисло-приторную брагу собственного приготовления. Пряча сигарету в кулаке, абы с улицы никто случайно не заметил тлеющего уголька, он что-то высматривал. Может, придти кто должен, и ему не хотелось пропустить торжественный миг встречи?
В безлунной темноте познеоктябрьской ночи поблескивали только налитые легкой безуминкой его глаза.
Какое-то время я также стоял с другой стороны окна и таращился на улицу. Но поскольку смысла во всем этом так и не отыскал (ибо если он ожидал штурма бывших его сослуживцев, то почему решил, что они зайдут к дому именно с тыла?), интерес к рассматриванию темных силуэтов быстро иссяк. Я уселся на диван и налил себе в стакан еще немного браги. Градус, коим она немного отличалась от остальных забродивших помоев, был просто ничтожен, но посредством голодного желудка, она таки разбавляла кровь. В голове как-то приятно потяжелело и в ноги стало тепло. Пока опорожним полторашку, глядишь я и вовсе расплывусь тут что сыр в микроволновке. И домой уже, глядишь, не тянет.
Рядом на диване лежит мой трофей. С полной обоймой, чем не мог не радовать. Мне не нравилось это новаторское издевательство над почтеннейшим оружием века, вылившееся в экспериментальную булл-паповскую дефрагментацию, но в целом наличие нового оружия тешило. Оптика особенно. Упираю его в прикладом в плечо, целюсь в окно. Блин, непривычно держать. Все равно, что сесть в машину, у которой руль и педали выведены к заднему ряду сидений. Рулевать как бы можно, но без определенной приноровки явно не обойтись. Затем беру в руки свой "укорот", словно на веса кладу. Верный боевой товарищ, не раз жизнь спасал. Но, елки, старый же чертила, семьдесят девятый год это тебе не вчера из ящика с соломой достали. А "вепрь" даже на ощупь свеж, пахнет еще заводским маслом.
Не дурак я, сердцем понимаю, что лучше старое советское, чем новое украинское, а прагматичный мозг все равно вторит: "новье, новье". В принципе, с оружием особых проблем нет, а вот с патронами... С ними дело похуже обстоит. Они как мед, знаете? Если они есть, то - тррр! - и их сразу нет. Беречь надо.
Отсоединив рожок от АКСУ, выщелкиваю на ладонь шесть патронов. Небогато наследие, думал, хотя б десяток останется. Прячу остаток тщательно в карман как босота мелочь.
Отвлеченный на мое бряцанье, Жека поворачивается от окна.
- Определился? - спрашивает.
Это был первый заданный им вопрос.
- Угу. Покатаю эту хрень, - я похлопал "вепря" по раме, - вдруг понравится?
- Левону нравилось. Отстреливать вас. Закономерно, что ты его выбрал.