Мой невидимый собеседник умолк, дав мне возможность в полной мере погрузиться в эту информационную пучину. До утра я так и не заснул, и тишины не нарушил. Пробка перед блокпостом не возобновилась, голова была забита другим.
Африканская зараза... Как-то в последние годы уже о ней и не думалось. Дальше вытянутой руки и смотреть смысла не было, тут бы себя из виду не потерять. Не говоря уже о том, чтобы из-за бугра сводки собирать. А оно вот как, значит, мир выкрутило. Нет, ну, в принципе, не такая уж и ошарашивающя сия новость, дураку ведь было понятно, что с тех пор, как весной тринадцатого в Крыму объявили карантин, "африканец" мог свободно шествовать куда угодно: в Россию, Европу. Это уже потом, когда спецы из центра по контролю за лихорадками или как там эта их богадельня называлась, вылетели из Киева с округленными глазами и озабоченно открытыми ртами, начались приниматься превентивные меры. А до того - куда хочу, туда и лечу. Тропический Эбола, которому природой назначалось жить во влажных тропиках, мутировал и приспособился к нашему холодному климату.
В переполненных трамваях и маршрутках, в просторных залах здания горсовета и пахнущих парафином церквях, под потолками шумных вокзалов и промеж деревьев в тихих городских скверах, застыв между рядами супермаркетов и осевши на посуде в ресторанах, порхая над креслами в кинотеатрах и разворачиваясь вместе с бутербродами в школе...
Он был везде.
Головокружение, задышка, резь в горле, повышенная температура, тошнота... Вы неплохой, должно быть, человек, вам просто не повезло. Мы вам сочувствуем, но вы подхватили новую, совсем неизученную форму мутации африканского вируса. У него длинный инкубационный период, который невозможно остановить. Вы заболели на прошлой неделе, а, может, и на позапрошлой. Но скорее всего, недельки три назад. И все это время вы совсем не чувствовали признаков проклятой лихорадки. Вспомните, с кем вы общались на протяжении этого периода. С мамой, папой, сестрой, бабушкой, новорожденной племянницей. С кем еще? Соседом по площадке, коллегами, кондуктором, симпатичной кассиршей в "макдональдсе". Не зная этого, вы подписали их на смерть. Когда вы умрете, ими будет трясти как одеждой парашютиста в прыжке. Они будут кашлять кровью. Сгустками крови. Кусочками легких. Они будут просить легкой смерти, но обретут ее далеко не все. Они будут выпадать из окон своих квартир как переспелые груши. Шмякаться от асфальт или ступени подъезда и еще продолжать трястись какое-то время.
Лихорадка ведь продолжается дольше смерти...
Валерьич мотал головой все время, что меня осматривал. Недовольный, он таким был всегда. Разве что до того, как семью потерять, вроде бы, говорят, улыбаться умел. Впрочем, зная его уже таким, представляется это с трудом.
- В рубашке родился ты, Салман. Нож меж органами прошел, в "воротнике" запутался, в брыжейке твоей, и толстую кишку слегка попортил. Крови разве немного потерял, но это чепуха по сравнению с тем, если б тебе печень задели или селезенку. Вряд ли я тебе чем помог. Ну а пока жить будешь.
- Запутался? - недоверчиво повторяю я. - А чего ж меня так скопытило быстро?
Док посмотрел на меня, громко выпустил ноздрями воздух, опустил голову. Так обычно ведут себя, когда приходится вскрывать порочную тайну перед тем, чьи бы нервы стоило поберечь. Навроде, как сказать беременной малолетке, что ее парень встал на лыжи.
- Спецназовцы часто подобное практикуют. Достаточно только порез сделать, не обязательно убивать. Штык, которым тебя пырнули, в тетродотоксине вымочен был. О рыбке фугу слыхал?
- Типа карась в японской кухне? - говорю, шмыгнув носом.
- Да, только если б яд был из желчного пузыря этого "карася", мне бы некого было зашивать. То, что использовал армеец - просто кислый борщ по сравнению с нейропаралитом фугу, кустарные выжимки из анальгетиков. Потому и эффект таким был.
- Штабисты... - вдумчиво произнес я, вспоминая на каком именно этапе я понял, что это не обычные канцелярские жопоседы.
- Да какие там, к черту, штабисты?! - искоса стрельнул в меня раздраженным взглядом док. - Все четверо на войне были, в штаб по инвалидности уже попали. Контуженные они, кто больше, кто меньше.
- Кто меня притащил? - подумав, что раз мы уже не стесняемся "путешественника", спросил напрямую я.
- Дьяк, царствие ему небесное. Майору Игнатьев в хребет стрельнул, а с Дьяком драка завязалась. В ней он ножом и получил. Гораздо менее фартово, чем ты. Но тебя донес. Майор жить будет, а вот когда поднимется, и поднимется ли вообще - неизвестно. Да то уже не твоя забота. Ты, как в той песне, ковыляй потихонечку, на перевязки сюда приходи, примерно в это же время. Через день, чтоб сепсиса не было. Ну а о том, чтобы не бегать и тяжелее лука в руках ничего не держать, думаю, объяснять не надо.
- Должен что?
- Потом, - Валерьич поставил себе на колени кожаную вализку, эргономично оборудованную под набор хирурга, аккуратно сложил в нее медикаменты, бинты. - Я скажу тебе, когда сможешь быть полезен.
То ли Валерьич забывал, то ли специально так говорил, но намерение это я слышал уже раз десять. Или, может, по мелочевке не снимает - сразу весь банк стребует; то ль не знает, послать меня по что - на него ведь шуршат некоторые тягачики, которые смыслят в этих делах, медицинских, искать знают что и где. А меня так, на черновую работу разве припахать можно.
Впрочем, нет, так нет. Напрашиваться не буду.
- Поешь вон сядь, - кивнул док на "путешественника". - Отощал совсем.
Мужичок средних лет, низкий, щуплый, с заросшими щеками и черным клоком волос, придающие ему восточного акцента, сидел на разложенном кресле и уплетал принесенный Валерьичем завтрак. Увидев, что я на него смотрю, он перестал жевать и взмахом вилки предложил составить ему компанию.
- Да не, спасибо, - отвечаю. - Ноги волка еще прокормят.
От жрачки я б не отказался, конечно, но не хотелось на голову вылазить. Доку чего, с неба каша вареная падает? Надо ж хоть какую-то совесть иметь.
Не без скрипа в боку закидываю за спину ствол, одеваю бушлат. Нащупываю нож - на месте. Поблагодарив и попрощавшись, выхожу из полумрака предбанника.
Холодно. Светает, но где-то там, далеко. У нас тут только чуть светлее, чем ночью. День, по ходу, обещает быть холодным.
Я остановился.
Человек стоял ко мне спиной, в полупрофиль. В черных джинсах, черной кожаной куртке с выправленным воротником а-ля времена популяризации "Кино" и "Наутилуса". Расхаживать в таком нетипичном (читай: непрактичном) прикиде мог только один человек. Да, тот, кто, должно быть, едва не помер от сердечного приступа во время моей икотки. Я ведь его вспоминал, и, черт дери, не раз!
Спершись локтями на крышу покрытой толстым слоем пыли легковушки, Призрак стоял ко мне в полупрофиль. Сосредоточенно всматривался в зереющее на востоке небо, курил и выглядел озадаченным куда более масштабными проблемами, чем разбирательство с попавшим на нож тягачом.