- Нормально, - донеслось оттуда, правда тяжело, с задышкой, неуверенно. - Все нормально.
Чирик с Бухтой тем временем сыграли в штурмовиков - "каталовец" высадил окно в казарме и не подыскав ничего более подходящего, подставил спину в качестве ступени.
- Рафат, прикрой! - оглянулся Бухта на выбравшегося, наконец, из курятника, однополчанина. Он был весь в крови, на голове куриные перья, но кровь, скорее всего, была не его.
- Крою, - ответил он. - Давай.
У меня на глазах снимался настоящий амерский боевик: "натуральный блондин" выпрыгнул на импровизированную ступень, сунул дуло автомата в выбитую оконницу. Загромыхал автомат у него в руках. Голова его в спарке со стволом мечется туда-сюда, будто он высматривает шмыгающих на полу мышей.
- Да сдохни ты уже!
Ответили оттуда дробью - наклонился "дог" вовремя, лишь стекло вылетело, осыпалось мелкими осколками.
Из-за угла сарая выбежал младший краснощекий. Растерялся, увидев лежащего у колодца мертвого сверстника и склонившегося над ним, положив его голову себе на колени, отца. Я понял, что он собирался узнать о судьбе своего собственного, стоявшего до начала перепалки у входа в бункер. Но оказавшись посредине двора, не прикрытый абсолютно ничем, лишь с тяжеловесным ТОЗом-87 в руках, он все понял по лицу Трофимова. Перспективы для продолжении пути у него не было, а отбегать назад - поздно.
- Кинь ствол, - посоветовал ему старлей, держа на прицеле.
Молодой краснощекий в нерешительности и бессловесной непокорности открыл рот, но сказать ничего так и не смог. Он не направлял ствол на Трофимова, но и выполнять приказ, похоже, не собирался. Впрочем, времени на раздумье у него совсем не было. Стоявший на живой "ступеньке" Бухта снова открыл огонь по тем, что баррикадировались в казарме. И внезапный, отчаянный крик оттуда вынудил младшего краснощекого дернуться...
Тик-так...
Очередь раздалась у него за спиной. Стоявший на прикрытии Рафат не церемонился: человек с оружием, пусть и пацан, все равно излучал опасность. Каждое сокращение его мускул могло стоить чьей-то жизни. Пули прошли навылет, окрасили вязаную жилетку красными пятнами. Парень как-то по смешному открыл рот, сморщил лицо, рефлекторно выстрелил. Дробь раздробила асфальт, и этим он словно смягчил себе место для падения. Сложился на колени, упал ничком.
Я это почувствовал: Трофим тоже не желал парню смерти. Он, как и тот парень за колодцем, просто сели не в тот автобус. Они могли бы залечь и не высовываться, и, возможно, заслужили бы самый ценный подарок - жизнь. Но они решили принимать участие и сказали 'решка'.
А им выпал 'орел'.
Тем временем горюющий отец бережно отложил бездыханное тело сына, зарядил, доставая из-за пазухи патроны, свой помповик. Я взял его на прицел, пока он тихо проговаривал под нос что-то похожее на молитву. Или проклятие. Наконец, он поднялся во весь рост, готовый отправить на тот свет как можно больше супостатов, повернулся в сторону Бакуна... Но не успел сделать совершенно ничего: его приговорили одновременно четверо. Трофимов, Бакун, Рафат и я. Его изрешеченное тело подняло на воздух отбросило назад, на каменную кладку колодца. Судьба уготовала ему место рядом с сыном, будь мы прокляты.
Бакун, выпрыгнув как черт из коробочки из-за кучи кирпича, забежал за сарай.
- Сдаюсь! - завопил оттуда мужик. - Я без оружия. Сдаюсь!
- Чисто, - доложил оттуда Бакун. - У меня один бесствольный. Руки поднял! Шагай.
- Чисто, - дополнил рапорт Бухта, спрыгнув со спины Чирика. - Два двухсотых. Шмырота, ля. Сдались бы, суки - жили.
- Все целы, раненых нет? - Трофимов бегло оглянул нас на предмет нежелательных дырок в одежде.
- Все в порядке, старлей, - отвечаю. Мой ответ дополнили остальные.
- Тогда Рафат, Салман - таможня, - скомандовал нам Трофим. - Бухта, собери стволы, проверь каждого. - Сам же схватил подведенного Бакуном 'языка' за грудки, встряхнул им. - Где остальные? Ваши бабы?
- В-в-в подвале... Внутри казармы, - ответил тот.
Небритый, тощий, щеки запавшие. Мало что общего с тучноватыми крестьянами, что уже отдали Богу душу. Наемный пахарь какой, что ли?
- Оружие еще есть? Патроны?
- Там же, в казарме, - нервно, в будто бы эпилептическом припадке закивал тот. - Но только патроны, ружей больше нет.
- Точно?
- Зуб даю.
- Соврал - не жить тебе.
Подойдя к будке КПП, я не без нервной дрожи в руках приблизился к разъему между створками. Серое, изрядно потрескавшееся от времени, но зато ровное, как стрела, дорожное полотно уводило прочь от деревни. Вдоль него было чисто и я аккуратно, как вор, выглянул наружу. Для этого пришлось наступить на пятна стариковской крови, но этого я не заметил. Выглянул, что та белка - раз, второй, направо, налево. Кули не видать, но чувствую - близко. Где-то совсем рядом. По-правильному ежели, то нужно бы обойти базу со всех сторон
- Салман, что там? - негромко окликнул Трофимов.
- Никого.
Мы поспешили столкнуть стонущие ржавыми колесами створки лбами, полностью закрыв проем. Молодой 'дог' в спешке перемотал цепью петли на створках. Бухта сзади тарахтел собранными ружьями, докладывая, какой ствол поднял и какой с него толк: "пустой", "бесполезный", "сойдет", "вау! джекпот!".
- Таможня на замке, - бросил через плечо Рафат.
- За холмом следите, - Трофимов обернулся и рукой прочертил абрис над ангаром. Если оттуда Куля с парнями прорываться станет, мы тут будем открыты как на ладони. - Чирик, возьми 'помпу', что ты играешься с этой зажигалкой?
Руслан с неохотой снял с плеча Бухты пятизарядное ружье, рукавом стер с рукоятки кровь. Сразу видно, не привык к таком калибру.
- Че сразу "зажигалка"? - с обидой за верный ствол, он упрятал "форт" за пояс. - Нормальная пушка.
- Не понял, а Призрак где? - кажись только сейчас поняв, что давненько не вижу неформала в кожанке, спрашиваю я.
Рафат, приложив приклад к щеке и направив автомат на холм, равнодушно пожал плечом. Безоружный человек, который к тому же не был из состава его группы, его не интересовал. Даже если у него имелся, как питбуль на коротком поводке, свой снайпер.
- К бабам кинь, - распорядился Трофим, и Бакун, толкнув пленного в спину дулом, повел его в казарму. - Только осторожно там, Антоха, чтоб бабенка какая качалкой не угрела.
- Да хай попробует только, - Бакун протер лицо, улыбнулся. - Своя качалка имеется.
Стало заметно холоднее, с пустой дороги потянул неприятный, насыщенный пылью и мелким сором, ветер. Сколько ж мы там промешкали с разборками-то? Минут десять или пятнадцать. А солнышко уже явно скатилось ниже к своей оранжево-сизой, огненной колыбельке. Еще немного и начнет темнеть. Еще немного, и баста тут всему, к чему мы стремились.