— Помолчи! — взмолился Швед.
Он даже не сразу услышал, как в кармане пищит КПК.
«Вниз», — прочел приказ Сергей.
Бойцы по всему залу пришли в движение, лестницы загрохотали под множеством ботинок. Швед насчитал не меньше двух десятков человек и сам удивился, как они таким отрядом не сумели остановить гостей.
Когда Михал Михалыч нервничал, он становился похож на Кабана, и это его не красило. Несмотря на дождь, он построил вернувшихся бойцов в стороне от навеса и некоторое время молча расхаживал перед шеренгой. При этом он то и дело оглаживал карман, словно его рука сама тянулась к пистолету, чтобы застрелить Самсона, стоявшего отдельно от отряда.
— Четыре, всего четыре… — подавленно проговорил командир. — Четыре вонючих любителя…
— Это были профессионалы, — тихо возразил Самсон. — Они хорошо спланировали операцию.
— Какие-то отмороженные сталкеры уделали весь отряд, — не слушая его, продолжал Михал Михалыч.
— У нас потерь нет.
— Четыре! — Он повысил голос. — Четыре человека прошли там, где не могла пройти целая армия. Не должна была пройти.
— Прорвался только один, трое убиты, — снова возразил ветеран.
— Какая разница — один или двести?! — взревел командир. — Они распечатали путепровод. Теперь в город полезут толпами! Всякая мразь, которую не пускали сюда страх, глупость и лень, — все они будут здесь! У нас что, мало проблем с военными? Да у нас с ними вообще никогда проблем не было — вот что мы скоро скажем! Они открыли все шлюзы. Сколько дней будет выветриваться газ из тоннеля? Два, три? Может, один? Разойтись с глаз моих долой… — неожиданно закончил он.
К Шведу торопливо подошел Снег.
— Ну как тебе Радио? Красавец? — спросил он.
— Молодец, двоих завалил.
— Я не об этом, — негромко хохотнул боец. — Сильно он тебя замучил?
— Как ты догадался? — обронил Сергей, искоса поглядывая на командира.
— Вообще-то наш Радио — героический мужик, — объявил Снег. — Его однажды выброс застал в чужом районе, возле базы диких. Он еле успел в какой-то подвал нырнуть. И дикие ему вслед еще гранату бросили. Взрывом обрушило лестницу, и его завалило наглухо. И КПК еще разбился. Он там, прикинь, полторы недели без еды просидел. Пил воду из какой-то гнилой трубы. А чтобы не сойти с ума, представлял себе, что слушает радио и обсуждает новости с другом. В общем, в итоге он, конечно, все равно шизанулся. Но кажется, не фатально. Вреда от него нет.
— Как же его нашли на чужой территории?
— Случайно. Шли мимо и услышали голоса.
— Ясно. Подожди секундочку… — Сергей выбрал момент, когда Михал Михалыч в одиночестве подошел к кафе, и догнал его уже возле часового.
— Что еще? — раздраженно бросил командир. — Снова реального дела захотелось? Одно ты уже просрал.
— Есть идея насчет головной боли с военными.
— Идея, как эту боль преумножить? — съязвил Михал Михалыч.
— Как сократить, — серьезно ответил Сергей. — И число военных, и головную боль, которую они вызывают.
Командир остановился и, болезненно скривившись, посмотрел в пасмурное небо.
— Швед, ты думаешь, мне хочется тебя слушать?
— Они думают, что вправе на нас нападать, и мы должны это использовать в своих интересах, — не дожидаясь разрешения, сказал Сергей.
— Ты говоришь про засаду? — угадал командир. — Ах да, я и забыл, что ты у нас мастер-охотник. Рыцарь приманки и капкана, — добавил он снисходительно. — Ты считаешь это свежей идей?
— Приманка, речь о ней, — подтвердил Швед. — В отряде есть замечательное оружие, оно меня поразило.
— Это ты про гауссовку?
— Если гаусс-пушка понравилась даже мне, то для военных лучшего подарка не найти.
Михал Михалыч отвел его в сторонку и заговорил тише:
— А нам она, по-твоему, не нужна?
— Я слышал, как Спирт говорил о ремонте. Вернее, о невозможности ремонта. Из этого я сделал вывод, что, кроме исправной гауссовки, у нас есть как минимум одна неисправная.
— Есть, и не одна, — вздохнул командир. — Только как выдать сломанную пушку за рабочую? Она же не стреляет.
— И не надо. Используем ее, как муляж. Спирт просто покажется на глаза военным с гауссовкой в руках. Издали. Например, с крыши. Рассадим стрелков по периметру, все продумаем. Мы ведь не торопимся, это наша партия.
— Гроссмейстер хренов… — буркнул Михал Михалыч, хотя было видно, что замысел пришелся ему по душе. — Только если пушка не стреляет, откуда военные узнают, где она? Как они поймут, что в такое-то время и в таком-то месте можно будет без усилий разжиться хорошим трофеем? Слив информации? Но у нас нет никаких контактов. Даже через третьи руки не передать.
Сергей придвинулся к командиру ближе и заговорил совсем тихо:
— В отряде ведь уже были перебежчики. Если ушел Бродяга, почему не может уйти кто-то еще? Предателей никто не любит, но слушать их стараются внимательно.
Михал Михалыч невольно отпрянул.
— Когда вояки обнаружат, что это была ловушка, нашего человека убьют, — сказал он.
— Да.
— И ты хочешь отдать на растерзание одного из братьев? — проговорил командир, глядя на Шведа с неподдельным интересом.
— Нас больше, чем военных, этот счет будет в нашу пользу.
— А сам ты готов пойти на такую жертву?
— Нет.
— Это я так, на всякий случай спрашивал.
— Только, Михал Михалыч… — Сергей принужденно кашлянул. — Я надеюсь, братья не узнают, чья это была идея?
— Не бойся, в отряде за все отвечаю я. Ну а где, как ты считаешь, это удобней организовать? Так… молчи… — Командир словно опомнился. — Пойдем в кабинет, там закончим.
Швед спустился за ним в бункер, безропотно сдал Мотылю оружие и зашел в кабинет.
— Садись, — велел Михал Михалыч.
— Я думал о месте засады, — сообщил Сергей, устраиваясь на стуле. — На нашу территорию они не полезут, а если это устроить слишком далеко от базы, тогда рискуем мы. Нужно выбрать что-то поблизости. Я рассматривал два варианта: старый комбинат бытового обслуживания и госпиталь.
— Ну и? — поторопил командир.
— Госпиталь лучше.
— Ага… То есть ты еще и Кабана подставить решил, — заметил он без всякого осуждения.
— Территория госпиталя слишком велика, а у Кабана слишком много бойцов, чтобы мелкая группа военных чем-то ему навредила. Ну а если военных тоже окажется много… Тогда Кабан нам, безусловно, пригодится. Расчеты потерь такие: с нашей стороны один-два человека плюс перебежчик. Со стороны вояк — сколько народу придет, столько во дворе и останется. А называться эта пьеса будет «сами виноваты». Мы только защищаемся, правда за нами.