* * *
Ральк выждал немного и тоже вошел в здание. Сержанта поблизости не было, и десятник направился к писарю. Тот, едва Ральк спросил о новом назначении, принялся браниться, размахивая грифельной доской. Десятник уставился в угол и терпеливо ждал, пока писарь утихнет. Он знал, что, выкричавшись, этот, в сущности, очень мягкий человек снова станет прежним — спокойным и немного суетливым добряком. В самом деле несколькими минутами позже писарь выдохнул, бросил доску на заваленный бумагами да сломанными перьями стол, и объявил:
— Извини, Ральк. Что-то уж очень я сегодня… Весь график псу под хвост, все перемешалось… а тут вы — то один, то другой… Когда? Куда? Ну, а я…
— Да ничего, — сочувственно кивнул десятник, — довели?
— Ага. Сперва капитан, потом Грейст… Я, понимаешь, ему говорю, твоим, говорю, парням нынче придется подольше в карауле... Походите, говорю, еще. А он — ты, говорит, тут сидишь, говорит, а мы там… за Тварью охотимся… Говорит, среди опасностей ходим, прям как его послушать — так по краю Бездны он ходит, а не по портовому району! Да у них и Тварь не появляется, верно, Ральк?
— Да брось, плюнь на него! — ободрил Ральк. — Ну его к Гангмару!
— Во, — писарь обрадовался поддержке. — Я так и подумал. Доложу его милости, пусть сам с Грейстом разбирается. Господин капитан тоже был сердит, вот пусть они между собой и…
— Правильно. А что капитан? С чего злится?
— Да с чего… Его в Совет вызывают каждый день, бранят всячески там… Мол, стража обязана Тварь обезвредить. А что мы можем? Вон твой сержант верно говорит, Тварь — это кара, ее не одолеть… Молиться надо… Хотя — тоже… толку пока нет. Епископ, говорят, горло сорвал, пока Гилфингу молился — ходит, сипит.
— А колдуны? Говорят, какого-то знаменитого колдуна зовут?
— А Гилфинг его знает, какой он там знаменитый, — писарь махнул рукой и плюхнулся на стул. — Золотая Маска зовут. Я спрашивал Бората, что за колдун. Не знает. И никто не знает, откуда такой выискался. Однако слух о нем по всему побережью идет. Вот за ним и отправили «Гнев Фаларика». Колдунов с кораблем снарядил, чтобы Спешащий Ветер в пути творили, чтоб скорей. Через несколько дней, его милость сказал, привезут колдуна.
— Ладно. Пусть везут, — согласился Ральк. — а нам нынче куда?
— А… вам… тебе… — писарь зашарил газами по грифельной доске, потом устало махнул рукой. — Нет, не разберусь. Весь график — Гангмару под хвост, все перепуталось. О! Вот Грейст ушел и людей по домам распустил. Сходи-ка к порту, поброди со своими. При таможне на пост уже люди ушли, а ты просто — по улицам да вокруг порта. До полудня, а?
Вот писарь уже просил Ралька, хотя мог бы приказать. Десятник в который раз подумал — хороший человек писарь. А писарь, должно быть, решил, что Ральк — отличный парень, не злой, с понятием, и безотказный.
Ральк собрал своих людей и повел через площадь к порту. Шагали солдаты неторопливо, по пути их обгоняли рыбаки, груженые снастями. Эти были последними — большая часть уже в порту, готовят суда. Скоро гавань откроют — и рыбаки выйдут в море. Так что отставшие теперь торопятся, спешат к лодкам.
Вскоре улицы опустели и когда стражники достигли портовых складов, уже не было видно ни души. Зато из гавани доносился шум — хлопанье парусов, скрип трапов, брань матросов… Сейчас рыбаки выйдут из гавани, акватория очистится, и буксирные баркасы начнут выводить из бухты купеческие барки. Моряки бранят рыболовов, торопят. Здесь, в северной части города, никому нет дела до Твари, приходящей с приливом. Чудовище не показывается в этих местах с тех самых пор, как расправилось с первой жертвой — складским сторожем. С тех пор оно бесчинствует только в южной части города, в богатых кварталах. Почему — Гилфинг знает… Если правда, что Тварь из Бездны — кара грешникам, то выходит, богатые более грешны? Кто знает, кто знает…
* * *
Ненадолго улицы в районе порта опустели. Стражники шагали по влажной мостовой, было тихо, сыро и на редкость спокойно. Во всяком случае, так показалось Ральку — после ночных поисков Твари, после суеты и пьянки, после ночной встречи с покойным колдуном. Так тихо… Но вот хлопнула первая дверь, затем в стороне заскрипели, отворяясь, ставни… где-то поблизости завопил младенец и тут же вслед — приглушенная женская брань. Город просыпался.
Получасом позже от утреннего покоя не осталось и следа — визжали дети, бранились женщины, а вскоре на улице показались хозяйки с кошелками, бредущие на рынок, забегали дети, торопясь начать игру спозаранку. Прилично опустив голову, прошествовал священник, прогрохотала тележка водоноса.
Ральк увел своих людей с людной улицы и теперь стражники пробирались переулком, переступая через мутные лужи, источающие смрад и кучки отбросов. Ропит принялся бранить начальника, затащившего их в этакую мерзкую глушь, но Ральк сжал предплечье толстяка и поднял руку. Впереди распахнулось узкое оконце, и на землю плюхнулся большой мешок. Стражники двинулись, старательно ступая потише. Следом за грузом в окне показалась нога, затем тощий зад, обтянутый грязными портками. Теперь сомнений не оставалось — воришка выбирается с добычей из ограбленного дома. Надо же, спозаранку на промысел быбрался… Солдаты припустили бегом, злодей соскочил на землю, когда от него стражников отделяло не больше пяти-шести шагов. Вор кинулся было за добычей, но отдернул руку и бросился наутек — понял, что с грузом не сбежит. Стражники, пыхтя и отталкивая друг дружку, трусили следом. Керт, самый молодой и легкий на ногу, опередил всех. От него немного отставал Ральк, расходовавший силы более экономно. Воришка добежал до угла, бросил быстрый взгляд через плечо, свернул вправо — и тут же снова показался в просвете между задними, глухими, стенами двухэтажных домов. Должно быть, увидел кого-то. Теперь беглец бросился налево, но потерял несколько шагов. Керт настиг преступника, ловко подсек и успел ухватить за шиворот, прежде чем тот свалился. Злодей извернулся, выворачиваясь из кертовой хватки, и вытащил откуда-то из из-под рваной одежки узкий нож. Тут подоспел Ральк, уже обнаживший меч. Острие коснулось кадыка воришки, ходившего ходуном то ли от страха, то ли из-за одышки. Керт выпустил грязный ворот и отшатнулся к стене, чтобы не стоять между Ральком и вооруженным злодеем.
— Сопротивление властям? — поинтересовался десятник.
— Как можно, почтенный мастер стражник, — сразу заныл воришка, — я сам, я сдаюсь. В это, как его… в руки правосудия отдаю.
— Чего отдаешь?
— Ну это, как же… себя! Себя отдаю!
Ральк только теперь как следует разглядел пойманного воришку — парень был довольно молодой, худющий.
— А ножик?
— Какой ножик? — тощий отшвырнул оружие через забор. — А нету никакого ножика! Померещилось вам, почтенный мастер стражник! Так что я признаю свою вину и отдаю это… себя в руки правосудия!
Сопя, притопали стражники. Последним появился Ропит, его опередил даже старый Эрвиль. В наказание за нерасторопность Ральк послал толстяка подобрать узел с украденным барахлом и вернуть законному владельцу. Задание это было хлопотное, предстояло еще доставить хозяина к писарю, чтобы добрый мастер своей подписью подтвердил, его имущество сохранено благодаря доблестной городской страже. Разумеется, топать через полгорода в кордегардию никому не охота, так что Ропиту наверняка предстоит попотеть, чтобы заставить хозяина явиться к писарю.