Громада Ствола заслонила горизонт.
Павел оглянулся, зная, что за ним наблюдают по крайней мере с четырех сторон. До сахарно-белого куба лаборатории оставалось не более двухсот метров серо-коричневой, губчатой, как пемза, площади: трава здесь, вблизи Ствола, так и не выросла.
Скафандр был тяжеловат, хотя и не причинял особых неудобств.
– До встречи, – сказал Павел, шагнув вперед, и остановился, потому что услышал чей-то голос:
– Не ходите туда.
– В чем дело? – спросил Павел. – Кто это сказал?
– Что именно? – отозвался Ромашин. – О чем ты, Павел?
– Показалось…
Инспектор не страдал слуховыми галлюцинациями даже в моменты наивысшего нервного напряжения, поэтому он интуитивно понял, что его позвали «иные». Он снова шагнул к зданию, но, как ни готов был услышать чужой голос, все же вздрогнул.
– Не ходите, – повторил обыкновенный человеческий баритон.
Павел отключил рацию, чтобы его не слышали в Центре.
– Почему?
– По двум причинам: первая – вы нужны для отключения Ствола, вторая – идти в лабораторию нет смысла, цепи управления хроноускорителем давно прекратили существование. Здание лаборатории в настоящий момент только внешне выглядит зданием, внутри это перекресток пространств с разными свойствами.
– Но это знаете вы, – сказал Павел. – Не мы. Если вы правы, я проверю и вернусь. Я обязан сделать это, понимаете? Почему вы не остановили Игоря Марича?
– Мы предупреждали, но он не поверил.
– Почему же вы уверены, что поверю я? Впрочем, не обо мне речь. Он жив?
– Нет информации.
– Раз уж зашел этот разговор, ответьте на два вопроса. Что произошло на самом деле?
Тихое потрескивание в наушниках, словно неведомый собеседник задумался, стоит ли отвечать. Наконец прозвучал знакомый баритон:
– Родилась новая Вселенная.
– Вы хотите сказать: от ствола Древа Времен ответвилась новая ветвь?
– В определенном смысле.
– Почему в определенном?
– Ветвь только еще наметила свой рост. Все, что вы называете Вселенной, – лишь майя, иллюзия жизни, сон реальной Вселенной. Этот сон еще надо реализовать. Вы все же намерены идти в здание?
– Я не могу повернуть с полпути. Подождите, остался еще вопрос.
– Вы задали даже не два, а три вопроса.
– То были спутники первого. Кто… вы?
Молчание, тихая мелодия в наушниках… тишина…
– Нас еще нет… впрочем, как и вас…
– Не понимаю.
– Думайте.
– Но почему именно я выбран вами для выполнения задачи?
– Вас выбрали не мы, а законы природы. В самом первом, грубом и неточном приближении ответ сводится к закону обратной связи.
– Поясните, пожалуйста.
– Думайте.
– А если я… не сумею выключить генератор? Что тогда?
– Этого не знает никто во Вселенной. Вас зовут, прощайте.
Павел опомнился и включил рацию.
– Все в порядке, иду дальше.
Границы зоны вспененного времени он пересек незаметно для себя, вернее, заметил только по прекращению радиосвязи. Динамики скафандра сразу перестали потрескивать и доносить голоса операторов связи и патруля УАСС.
Как и робот до него, Павел обошел здание кругом, проверяя работу всех систем скафандра. Никаких неприятных ощущений не появлялось, хотя он находился в среде, смертельной для незащищенного человека. У главного входа в лабораторию задержался. На него дохнуло холодом и сыростью, как из подземелья, – реакция на угрюмый мрак за распахнутой дверью. «Перекресток пространств», – сказал голос. Посмотрим, что он представляет собой…
Павел решительно поднялся по ступенькам под козырек входа, включил поясной прожектор и шагнул в вестибюль.
Белые, изъеденные ямками и порами неведомой коррозии гнутые стены, вычурные желоба пандусов, ведущих на галерею, чаша мертвого фонтана посередине, наклонные щиты зеленоватого цвета, расколотые трещинами, куб светомузыкального устройства, серый, в черных потеках, три выхода в коридоры с полупрозрачными створками дверей. Но внимание Павла привлекла ажурная черная колонна, вырастающая из пола и исчезающая в сводчатом потолке.
Павел обошел колонну, пытаясь уяснить, для чего она здесь. Ни Златков, ни второй лектор ничего о ней не говорили. Выходит, колонна каким-то образом обязана своим появлением последнему эксперименту. Что же это такое?
Обойдя вестибюль, Павел вспомнил о Мариче, несколько раз позвал его, сначала по рации, потом через звукопередатчик. Ответом было эхо и серии тихих щелчков в наушниках.
«Что-то незаметно, что здесь «перекресток пространств», – подумал Павел. – Разве что дырчатая колонна – иное пространство? И ничего тут нет опасного, из-за чего не вернулся Игорь… Или я не вижу опасности…»
Он вырастил щуп из универсального инструментария, похожего на пистолет, и, подойдя ближе к резной колонне, коснулся щупом ее стенки. В следующее мгновение пространство вокруг искривилось, наступила короткая невесомость, и Павел оказался внутри колонны, подвешенный неизвестной силой точно по оси ажурной трубы. Вокруг, куда ни глянь, висели десятки и сотни горбатых фигур в зеркальных балахонах – отражения разведчика в слоях неизвестной субстанции.
Павел осторожно шевельнулся, в наушниках раздался щелчок и вслед за ним женский голос:
– Нуль-вызов принят. Заказывайте выход. Солювелл-три готов к перегибу. Ваша масса?
– Э-э… – хрипло проговорил Павел. – Масса сто тридцать три килограмма… Простите, где я нахожусь?
В голосе незнакомки удивления не прозвучало, только вежливая готовность и доброжелательность.
– Вы в трансгрессе Солювелл-три. Срок выхода три минуты, массу принимаю, код перегиба бам-у-эс-тридцать-тридцать.
– А попроще?
– Трансгресс – парамост пространственных перемещений, перегиб длится три минуты, выходы квантованы, ближайшая точка выхода – Балор-девять, сто два поворота ветви.
– Так далеко мне не надо. – Павел заметил, что голос женщины раздается у него не в ушах, а в мозгу, что говорило не о радиосвязи, а о мыслепередаче. – Солювелл-три – это Земля или Солнце?
– Это одна из ветвей Древа Мира, соответствующая вашей Метавселенной в пределах двадцати миллиардов земных лет. Больше информации не имею, обратитесь в общий Информ Солювелла-три. Могу предложить перегиб Балора-семь или Солювелла-четыре, код обмена…
– Благодарю покорно. Могу я… э-э… каким-то образом выйти из этого парамоста… транспрогресса… без перегибов и перемещений?