Если бы он знал, как петлял по болоту, выписывая невероятные восьмерки!.. Моисей сорок лет водил свой народ по совсем небольшой пустыне, достаточно взглянуть на карту, но путешествие Воскобойникова выглядело куда более нелепым.
К счастью, Станислав Федорович этого не знал и не мог знать.
Солнце ярко светило сквозь сосновые лапы, веселились какие-то мелкие птички, пробежал мимо по своим делам небольшой зверек, которого Воскобойников не успел даже разглядеть, не то чтобы поймать. Обшарив карманы, он не обнаружил там ничего нового, хотя надеялся найти обломок сухаря или рыбьи кости, – только дневник, книжка Айнцигера, несколько пистолетных патронов, два карандашных огрызка и давно остановившиеся часы. Глухо зарычав, Воскобойников отшвырнул часы в сторону и упал ничком.
Проснулся он уже в сумерках и тут же начал писать, мусоля во рту карандаш.
Ночью он шел. Шел, не пытаясь сориентироваться на местности (да и карту он давно потерял), не разбирая дороги. Свалился в овраг и повредил ногу – не сломал и не вывихнул, но наступать на нее было больно, и тогда Воскобойников решил отлежаться. Он заполз в сырую глинистую нору, нагреб под себя прелых листьев и лежал, дрожа. Руна была теплой, но не грела – это иное тепло, понимал Воскобойников, и тем не менее прижимал коробочку к груди, надеясь, что кровь согреется, а сердце разгонит ее по телу.
Нога распухла, и каждый шаг причинял боль. Проковыляв с утра около километра, Станислав Федорович понял, что сегодня много пройти не сможет, и решил сделать длительный привал. С горем пополам он соорудил шалаш, набросал еловых и сосновых ветвей для постели и даже высушил впервые за много дней сырую одежду, благо день был солнечный. Голод, терзавший его с вечера, собрался в маленький тяжелый шарик где-то в желудке и почти не напоминал о себе, к тому же комиссар нашел прошлогодние высохшие и вымороженные ягоды – почти безвкусные, но всё же пища. Зарывшись в приятно колющую тело хвою, он начал читать книгу Геббельса и нашел там несколько здравых мыслей:
«Люди никогда не управляют сами собой. Это бред либералов. За идеей суверенитета скрывается самое бесчестное жульничество, которое не желает быть опознанным.
Дешевый этот обман разглядеть довольно просто, так как он рассчитан на дураков с головой, набитой соломой.
Массы охвачены победным ликованием – какое безумие! Это всё равно что сказать: мрамор делает статую. Нет произведения искусства без художника. Без государственных чиновников нет людей, как и нет мира без Бога!
История – результат многих зрелых решений. И победоносны не армии, а люди, их составляющие.
Европа будет восстановлена людьми, которые преодолеют массовый психоз и отыщут путь к истокам личности».
– «Победоносны не армии, а люди, их составляющие», – пробормотал Станислав Федорович.
«Управление всегда будет делом меньшинства. Людям остается только один выбор: либо жить в условиях открытой диктатуры отважных и смелых людей, либо при лицемерной демократии трусов. Мысль эта столь же проста, сколь и логична».
– Он далеко не дурак, этот Геббельс, – сказал сам себе Воскобойников. – Но пишет топорно. Очень топорно...
Потом он уснул и спал, наверное, пару дней, а когда проснулся, на ногу почти можно было наступать, но Станислав Федорович решил обождать еще день. Побродив по окрестностям с палочкой, он нашел ручеек, а в ручейке поймал несколько рыбешек, которых съел сырыми. После болотной еды это было деликатесом.
«Крабы – превосходная закуска...»
«Генерал для развлеченья шлепал пятками босой...»
«Здесь, где тысячелетиями ничего не менялось, уже ничего не кажется безумным. Ваш ходячий мертвец – обыденность. Ничтожная досадная мелочь в сравнении с тем, что лежит у вас в кармане...»
Кошка выбежала из леса так обыденно, словно перебегала ночную мостовую посреди большого спящего города. Только вот человеческого жилья, казалось Воскобойникову, окрест не было на много километров. Глаза блеснули, словно две маленькие фары.
– Кс-кс... – тихонько позвал Воскобойников. Кошка стояла, принюхиваясь. Самая обыкновенная, не слишком крупная, белая с черными пятнами на спине, словно кто-то мазнул пару раз краской, и черным хвостом.
– Кс-кс!
Где-то довольно далеко хрустнула ветка, кошка подпрыгнула на месте и исчезла в кустах, словно ее и не было. Убежала...
И тут Воскобойников увидел тропу. Широкую, хорошо утоптанную.
Неужели рядом люди, жилье?! Станислав Федорович нащупал в кармане коробочку с Руной и сжал ее, теплую и искристую. Руна словно вибрировала в своем бархатном ложе, и Воскобойников счел это хорошим предзнаменованием.
Но как, как он теперь сможет расстаться с ней? Комиссар представил загоревшиеся черные глаза Мехлиса под шапкой провизорских кудрей, тянущиеся к Руне пальцы... Стоит ли отдавать Руну?! Айнцигер сказал, что не хочет нести ее своим хозяевам... Но и он, Станислав Федорович Воскобойников, полковой комиссар РККА, тоже не хочет нести ее своим хозяевам!
Он шел, опираясь на самодельный костыль, заросший бородой, грязный, вонючий, и уже готов был повернуть назад, чтобы только не отдавать никому драгоценную Руну, Руну Хеймдалля, но споткнулся и упал. Костыль с треском сломался, сам Воскобойников обрушился в кусты, и на шум закричали по-русски:
– Стой! Кто там?! Стоять!
Лежа навзничь, Станислав Федорович успел открыть коробку, отшвырнуть ее в сторону и проглотить зажатую в щепоть Руну. Потом он потерял сознание и уже не слышал, как к нему подошли двое пограничников и один сказал другому:
– Неужто наш?
– Шмотки непонятные, – отозвался второй.
– А что финну тут шастать? Нет, небось, наш, по лесу плутал...
– Сколько ж он плутал?
– Да ладно тебе, после разберутся, кому надо... Видишь, плох совсем человек... – Пограничник опустился на одно колено рядом с комиссаром. – По возрасту никак комбриг? Или полковник... Давай зови подмогу, не вдвоем же его тащить!
Получилось глупо. Вообще есть старое доброе правило для того, кто путешествует по Карелии или по Финляндии, что по сути одно и то же, если вы углубляетесь куда-то в сторону от асфальта: не доверяйте картам.
Между Карелией и Финляндией есть огромная разница в уровне дорог. Но как только путешественник сворачивает в сторону от разбитого в первом случае и ухоженного во втором камня на проселок... начинают действовать свои, общие законы и правила.
Не верьте картам.
На финской территории, конечно, остается всё меньше таких мест. Всё глубже уходит цивилизация, лес всё больше смахивает на парк, а хутора наносятся на честные, верные карты. Однако национальная традиция – это не тот предмет, который можно так просто изжить.