Его шкура полыхала всеми цветами радуги. Узоры бежали по ней равномерными волнами, лишая врагов желания бороться. Их движения замедлились, круги становились все ниже, все беспомощней хлопали крылья, и вот уже первый летунг приземлился у края площади, за ним еще и еще.
— Садитесь! — прорычал он громовым голосом. — Все садитесь на площадь.
И они посыпались сверху, как клочья тьмы, гроздьями усыпая карнизы соседних крыш, дрожа от ужаса и не решаясь приблизиться.
— Ближе! — крикнул Роман, и они шагнули все разом. — Еще ближе!
Наконец на площади образовался их молчаливый плотный круг, в центре которого он стоял. На земле они были совершенно беспомощны и, склонив головы, покорно ждали решения своей судьбы.
Он почувствовал какую-то незавершенность, словно его ждало здесь еще одно не менее важное дело, не связанное освобождением Элии.
— Пусть вперед выйдет Каро!
Предводитель летунгов с волочащимися по земле крыльями и жалко опущенной головой уже не вызывал в нем прежнего гнева. Какое-то другое чувство, гораздо более сильное и важное, руководило сейчас его поступками и словами.
— Подойди ближе!
Каро молча повиновался. Вот он стоял перед ним, крылатое существо, причинившее ему столько горя. Луч света и тепла тянулся от маленькой золотой искорки, блеснувшей в густой шерсти на шее Каро. Здесь находилось что-то очень нужное ему. Нечто такое, что было не менее важно, чем освобождение Элии и восстановление попранной справедливости.
— Сними талисман архов! — приказал его голос, словно Роман давно знал, что именно нужно потребовать.
Каро безропотно повиновался.
— Ты и твое племя нарушили законы мира. Вы разучились уважать жизнь и права других существ. Вам было мало безграничной власти над этой планетой, и ваша безудержная жадность все погубила. Отныне вы лишаетесь поддержки архов и их покровительства. Положи талисман на землю!
Каро выполнил и это. Роман переключил свой правый глаз на тот внутренний взгляд, который позволял ему рассмотреть при желании любую букашку в лесу.
На золотой поверхности диска изогнулось изображение леврана. Так вот в чем дело! Он поднял талисман концом хвоста и долго раздумывал, что с ним делать дальше. Место для талисмана нашлось между кожаными складками его необъятного живота.
Летунги все так же неподвижно ждали его дальнейших распоряжений. Гипнотический транс еще продолжался.
— Повторяйте за мной! — приказал он. — Жизнь каждого живого существа и его право на счастье священны! Никто не смеет безнаказанно забывать об этом.
— Об этом! — эхом отозвалась площадь.
— А теперь спите. Спите до самого утра, а затем хорошенько подумайте над тем, что произошло с вами.
— Куда ты несешь меня, левран? Я устала. Я хочу есть и пить. Это только ты можешь обходиться без пищи, переносясь из мира в мир, туда, где нужно восстановить справедливость…
«Красиво, — подумал Роман, — и нечего возразить. Она все равно не поверит. Каждый верит только в то, во что ему хочется верить. А вот есть действительно хочется, и пора уже сделать привал. Никто нас теперь не догонит, до города россов остался один дневной переход».
Он выбрал поляну с озером. Не с тем священным, у дуба, а с самым обычным.
Пока Элия собирала плоды и орехи, он попробовал жевать свою траву. Вкус ее показался ему отвратительным, тогда он сорвал с ближайшего дерева пару небольших плодов, задумчиво разжевал их сочную мякоть и удовлетворенно кивнул своей большой головой.
Этого ничтожного количества пищи оказалось достаточно, чтобы утолить его чудовищный голод. «Я все время меняюсь», — подумал Роман. Откуда-то посреди головы появился нелепый рог, наверно, он нужен для того, чтобы Элии удобнее было держаться, когда она сидела на его толстой шее.
Когти на лапах стали короче и теперь не мешали бегу. К утру лес расступился, и вдали на холмах показался деревянный город россов. Приближалась пора расставания. Правда, знал об этом только он один. Так ничего и не сказал ей, не ответил ни слова на ее многочисленные вопросы, не выдал себя ничем. Ни к чему ей знать его тайну, и цена, которую он заплатил за ее спасение, касается его одного.
— Скажи, левран, отчего ты молчишь? Отчего ты все время молчишь?! — не оставляла Элия своих попыток. — Открой мне мою судьбу! Ты ведь знаешь все и все можешь, так говорят легенды, это правда?
«Правда, правда. Но помолчи. Не пугай тишину последних минут. Слушай лучше, как бьется мое сердце, впрочем, разве ты услышишь его за толстыми складками ножи?»
Вряд ли… Понимать несказанные речи могут лишь чудовища из древних легенд. Уши современных женщин заполнены иными звуками, и потому чаще всего они слышат лишь самих себя. Город, между тем, приблизился, их заметили, и отряд всадников вылетел из распахнувшихся ворот. Ехали навстречу с развернутыми боевыми вымпелами, на которых извивалось длинное тело чудовища из древних легенд, того, что неслось им навстречу. Отряд смешался, казалось, вот-вот они в панике бросятся обратно к воротам города. Но этого не произошло. Что-то их удержало.
Быть может, гордость или фигурка женщины, восседавшей на шее могучего животного?
Левран тоже остановился. От всадников его отделяло теперь расстояние в несколько десятков метров, и он уже не думал о них. И в самом деле настала пора прощания…
Она легонько соскользнула с его плеч, так легко, что он не почувствовал разницы: ему все еще казалось, что этот легкий, как пушинка, и такой драгоценный груз тяготит его плечи… Но неслышные шаги гулко отдались в его сердце.
Женщина уходила, уходила не оборачиваясь, не попрощавшись, словно невидимая нить протянулась между ней и всадниками и вела, вела ее прочь от него… Но так продолжалось недолго. Вдруг, опомнившись, Элия повернулась, бросилась назад и, поднявшись на цыпочки, подтянувшись к его толстой, неуклюжей морде, покрыла ее поцелуями и прошептала:
— Выполни мое последнее желание! Верни моего жениха. Его нет среди встречающих, значит, нет и в городе, найди его, где бы он ни был, и верни, ты меня слышишь, левран?!
Он ее слышал и не знал, что ему делать, — смеяться или плакать в ответ.
— Я попробую. Я все-таки попробую, — мрачно пообещал Роман и, вырвавшись из ее объятий, понесся к лесу.
На двадцатый день полета скорость угнанного Кленовым и Крестовым маленького разведчика приблизилась, наконец, к третьей девятке. Их никто не преследовал. Можно было начинать оверсайд.
В тесной кабине, привязанные к креслам, лишенные возможности двигаться, оба беглеца порядком устали и с нетерпением ждали перехода. Кжан снова и снова проверял на компьютере сделанные им предварительные курсовые расчеты. Во время оверсайда малейшая ошибка могла обернуться для них трагедией. Топливные отсеки этого корабля вмещали такое количество плазменного горючего, которого хватало только на один разгон. Если расчеты окажутся неточными и они выйдут за пределы зоны аварийных радиобуев Федерации, им уже никто не поможет. Такие случаи бывали, и именно поэтому был принят закон, запрещающий полеты в пространстве кораблей, не снабженных запасом аварийного топлива, достаточным для повторного перехода. К сожалению, те, кто снаряжал этот корабль, не очень-то заботились о соблюдении правил навигации.