— Но почему обязательно «противника»?!
— Потому что они тайно следили за нами, возможно, уже много лет, потому что они знают о нас слишком много, потому что они похищают наши корабли, потому что команды этих кораблей никогда не возвращались на Землю.
— Выходит, Асохин знал о них? Иначе, как он мог решиться на посадку?
— Не думаю. У Асохина не было другого выбора. Он знал, что пассажиры не простят ему преступлений, которые он здесь совершил. Думаю, он готов был бы выброситься в открытый космос, лишь бы не оставаться на корабле, после того как власть вырвали из его рук.
Они несколько минут молчали, каждый погруженный в собственные мысли.
— В этих обстоятельствах кораблю тем более нужен капитан или губернатор — можешь называть эту должность как угодно.
— Мне бы не хотелось, чтобы у нас здесь вновь установилась диктатура. Вполне достаточно Асохина. Пусть уж лучше останется совет. Коллективные решения труднее принимать, зато они больше застрахованы от ошибок. И потом, если нам все же удастся закрепиться на этой планете, от того, какие шаги мы сейчас предпримем, от наших самых первых действий — ошибочных или верных, от каждой мелочи может зависеть в дальнейшем судьба всего человеческого поселения, которое мы попытаемся тут создать. Уж пусть лучше будет совет.
— Совет советом, но в сложной обстановке все равно руководить должен только один человек! — упрямо повторил Карлос, и Неверов знал, что рано или поздно ему придется согласиться с этим доводом.
Представление нового капитана прошло достаточно буднично. Большинство находившихся на борту людей считало само собой разумевшимся, что командовать кораблем должен Неверов.
Пассажиры восприняли известие о выборе нового капитана довольно равнодушно. Над пустыми столами в кают-компании царила атмосфера уныния и страха. Люди боялись за свою дальнейшую судьбу. Многие еще питали наивную веру в то, что здесь скоро объявятся спасатели, и Неверову хватило здравого смысла не разрушать их заблуждения. Слишком хрупким казался мир, лишь недавно установленный на этом многострадальном судне, и его новый капитан прекрасно понимал, что, если в самое ближайшее время они не придумают какого-то выхода из создавшейся ситуации, на судне может вспыхнуть бессмысленный голодный бунт. Тогда те немногие запасы, которые сберегли, растягивая пайки, с таким трудом, растают как дым в бессмысленной кровавой схватке за лишний кусок хлеба.
Произнеся традиционный тост — благо вина в холодильниках оказалось вполне достаточно, Неверов добавил несколько обнадеживающих дежурных фраз, в которые сам не верил, и покинул кают-компанию.
Единственного человека, которого он хотел сейчас видеть, здесь не было, и мрачная хандра, предвестник надвигавшейся внутренней бури, навалилась на него с удвоенной силой, едва он захлопнул за собой дверь своей новой каюты.
Прежняя нравилась ему больше, но он вынужден был соблюдать старые корабельные традиции ради поддержания дисциплины, которой на их корабле и так угрожало слишком многое. К тому же в капитанскую каюту были проведены все экстренные и аварийные линии связи. В случае крайней необходимости он мог бы за несколько секунд превратить свой рабочий стол в некое уменьшенное подобие управляющей рубки.
Бывший хозяин этих роскошных апартаментов надолго поселился в лазарете, и медики заявляли, что не смогут обратить вспять процесс, разрушавший его нервную систему. Слишком велика была доза неизвестного наркотического вещества, введенного капитану Рыбалко.
— Кровать! — коротко бросил Неверов, направляясь к мебельной стойке, из которой по вечерам услужливо выпрыгивало автоматическое ложе.
Компьютер забубнил было какие-то возражения, упомянув неурочное время и установленный вчера график работы.
— Все схемы повыдергиваю! — мрачно пообещал Неверов. Ему пришлось дважды повторить команду, прежде чем стенка наконец раскрылась и с треском выплюнула наружу широкое капитанское ложе.
Придется попросить техников проверить каютный компьютер, слишком часто за последнее время у того в ответ на его распоряжения стало появляться собственное мнение.
Неверов завалился на кровать, не раздеваясь, так, как делал это иногда в казарме, если дневального не было поблизости. Никогда не следовало показывать дурной пример подчиненным. Зато, оставаясь наедине с собой, он позволял себе иногда такие минуты полного расслабления, с помощью мелких нарушений устава открывать внутренний клапан и снимать нагрузку, накопившуюся за день.
Он забросил руки за голову и сосредоточился, стараясь взять собственное мрачное настроение под контроль. Но это ему не удалось, никакие мантры сегодня не приводили к желаемому результату.
Осталось лишь одно последнее средство — позволить раздражению заполнить его до конца, безо всякого остатка, и отдаться на волю хандре, до той поры, пока она сама себя не изживет.
Две главные причины послужили толчком к его теперешнему настроению. Одна действительно серьезная: он ничего не мог сделать для людей, доверивших ему свою судьбу.
Через пару месяцев продукты закончатся полностью. При самых благоприятных условиях на планете никакой урожай за это время не успеет созреть. Что случится потом, он старался не думать.
Была и вторая причина: Элайн. Мысли об этой женщине не давали ему покоя. Казалось, чего проще — подойти к капитанскому фону связи и набрать знакомый номер ее каюты. Ну, откажет она ему, ну, не согласится на встречу, по крайней мере с неизвестностью будет покончено.
Но он не хотел этого делать, словно боялся, что звонок может разорвать странную призрачную ткань, сплетенную его воображением.
Даже если Элайн согласится на встречу, все будет совсем не так, как могло бы быть, сделай она первый шаг или хотя бы намек на то, что эта встреча имеет для нее немаловажное значение.
Некоторые мужчины, умеющие реально смотреть на вещи и достаточно практичные во всех остальных вопросах, в отношениях с женщинами иногда проявляют необъяснимую наивность и склонность подменять реальные обстоятельства своими фантазиями и домыслами. Неверов принадлежал именно к такому типу мужчин.
Впервые в жизни он испытывал странную щемящую тоску, думая о женщине, и не понимал, что, собственно, с ним происходит. Он старался найти причину этого странного чувства во внешних обстоятельствах, однако это не приносило ему успокоения.
Много раз, разъясняя людям, что случилось с «Севастополем», подводя черту под их призрачными надеждами и планами на возвращение домой, сам он относился к этому несколько умозрительно. Как к очередному заданию, которое нужно выполнить и которое рано или поздно должно кончиться. И лишь сейчас он по-настоящему осознал, что это задание скорее всего будет длиться всю его оставшуюся жизнь…
Он вспомнил стеклянный купол стандартного лунного коттеджа, в котором жили его родители, и куст генетически измененной, почти искусственной розы, составлявшей их семейную гордость…