Норман осознал, что произошло, и испугался. До спазма в желудке! Он вдруг представил, что скользит с Тихоней по цепочке миров и возвращается двое суток спустя… Уфф! Полный провал!..
Алиссон включил охлаждение комбинезона, пока не высох пот на лбу и под мышками. Подумал: не переоценил ли я свои силы? Что теперь? О чем думать? Что представлять?..
Посидев пару минут, он снова собрался с духом и попытался представить биурса, лежащего неподвижно на дне ущелья. И снова Тихоня его не понял, хотя и не стал прыгать в космос. Суперзавр только повернул голову к человеку, и вид у него был потерянный и сомневающийся. Впрочем, Алиссону просто хотелось верить, что это так. И тут его осенило.
Даже не проанализировав идею, он представил ноги суперзавра и заставил их двигаться. И Тихоня наконец сообразил, что от него требуется. Помедлив, он оторвал брюхо от скал, сделал шаг, оглянулся на всадника. Алиссон с чувством стукнул дракона по пластинам шеи и еще раз вызвал в памяти образ ползущего суперзавра. Тихоня с грохотом двинулся вперед.
Первое время он шел в сторону от Коннорс-Рив, но Алиссон дважды останавливал его, — делал это он все смелей и смелей, — корректируя направление, и наконец они поползли точно к ущелью, озаряемые только светом звезд.
Прожекторы лагеря включились только раз — наблюдатели услышали тяжелую поступь суперзавра, — но, пошарив по скалам, погасли. Управлял ими военный техник, входивший в «группу риска», и поднимать тревогу он, естественно, не стал.
Десять километров до ущелья дракон прошагал за десять минут, а у входа в каньон его уже ждали Кемпер, Леко, Хойл и Кеннет. Алиссон приказал Тихоне пересадить их в седло, обнялся с летчиком.
— Все в порядке?
— Стоило бы сомневаться. Знаешь, кого я встретил? — Кемпер засмеялся. — Того ублюдка, который не пускал нас к Джайлсу. Помнишь? Этот «пес войны» снова оказался на пути, хотел…
— Потом будете делиться впечатлениями, — перебил летчика Кеннет. — Самое трудное впереди. Двигаем к биурсу, пока нас не накрыли ракетным залпом.
Тихоня снова зашагал вперед с грацией шестиногого бегемота, увеличенного в пятьдесят раз.
Тревога в лагере началась, когда суперзавр с погонщиками преодолел плотину из обломков скал, перегородившую ущелье, и заглянул в каменный мешок, на дне которого сидел на корточках биурс.
Пружина ситуации сжалась до предела.
Джайлс вернулся из штаба в свою палатку злой и возбужденный. Разговор с помощником президента не получился, «кусок мыла» не перечил сенатору, но и не соглашался с его точкой зрения, снова пообещав поговорить с президентом. Вряд ли стоило взывать к гуманизму и человечности этого чиновника, добившегося власти благодаря невероятно гибкому уму и умению вовремя поддержать нужную кандидатуру.
— Скользкая тварь! — сквозь зубы произнес Джайлс, бросая куртку на походную постель, гаркнул: — Сэм!
В палатку вошел адъютант, он же личный охранник сенатора, Сэмюэль Старджон.
— Подъем в шесть утра, завтра убываем в Тонопу.
— К вам гость, сэр. Пригласить?
— Кому там не спится? Уже полдвенадцатого ночи!
— Говорит, у него важное сообщение. Назвался зоологом, доктором наук Зальцманом.
Джайлс плюхнулся в кресло, едва не сломав его.
— Стакан глинтвейна, тосты… Зови, черт с ним!
В палатку робко протиснулся громадный мужчина, не то чтобы толстый, но пухлый, с какой-то болезненной рыхлостью. Желеобразный, пришло на ум сравнение. Квадратное, с отвисшими щеками, такое же рыхлое, как и тело, бледное лицо окаймляли бакенбарды и редкая бородка. Но глаза зоолога блестели остро и хитро.
Опасный парень, подумал Джайлс.
— Слушаю, — сказал он, удовлетворившись осмотром, отхлебнул горячего напитка. Сесть посетителю не предложил.
— У меня есть сведения конфиденциального характера, — заговорил Зальцман неожиданно тонким голосом. — Но хотелось бы иметь гарантии…
— Короче. Все, что вы скажете, останется здесь.
— Я вам верю (зато я тебе нет, подумал сенатор). Дело в том, что в лагере заговор. Некоторые мои коллеги решили освободить этого двутелого монстра…
— Что?! — Джайлс поперхнулся, изумленно уставившись на зоолога. — Что за чушь вы несете?
— Это не чушь. Хойл, Романецкий, Кеннет… и другие, всех я не знаю, уже исчезли из лагеря, но мне точно известно, что они пошли к биурсу.
— Безумие! — Джайлс залпом допил глинтвейн, швырнул стакан в угол. — Ну, а вы почему не с ними?
Рыхлый Зальцман дернул щекой, набычился.
— А-а, не взяли? — понял сенатор. — Понятно. Я бы тоже не взял. Вы уже сообщили кому-нибудь об этом?
— Нет, но если вы не примете срочные меры…
— Понятно. — Джайлс встал. — Приму.
Точным ударом кулака в подбородок он послал гостя на пол. Задумчиво сказал примчавшемуся на шум адъютанту:
— Ему стало плохо. Сделай укол успокаивающего, пусть полежит здесь, поспит. Я в штаб.
Накинув куртку, Джайлс вышел в ночь. Но у Киллера, видимо, были свои информаторы, и он включил тревогу, когда задыхающийся от бега сенатор добрался до штабного бэтээра, придумав, как отвлечь адмирала, если он не спит. Втиснувшись в машину, сенатор стал свидетелем беспрецедентной ситуации: одна группа людей, рискуя жизнью, пыталась вызволить из западни чужое разумное существо, а вторая группа пробовала им помешать, готовая уничтожить и пришельца, и его добровольных помощников.
— Вы с ума сошли! — прохрипел Джайлс, услышав последние слова адмирала: Киллер советовался с командиром эскадрильи перехватчиков, чем лучше обстрелять ущелье Коннорс-Рив.
— У меня нет другого выхода, — оглянулся на него полный холодной ярости Киллер. — Эти ваши мягкотелые «яйцеголовые» друзья сами подписали себе приговор. И решаю здесь я!
— И вы посмеете… стрелять?! Там же люди! Четверо ученых…
По губам Киллера скользнула пренебрежительная улыбка.
— Сенатор, есть цели, оправдывающие любые средства. В данном случае это могущество страны. Сядьте и не мешайте. — Киллер отвернулся, беря в руки микрофон рации, но приказ отдать не успел.
Давно не дрался с таким удовольствием, подумал Джайлс, лет десять, после того, как бросил спорт. Повернул Киллера к себе лицом и отправил адмирала в нокаут, как и доносчика Зальцмана перед этим. Помощник президента, генерал Рестелл, операторы у пультов и мониторов, офицеры связи и охраны, выпучив глаза, глядели на влипшее в стену кабины тело адмирала.
Сирена была слышна так, будто взвыла в сотне метров отсюда, а не в двенадцати километрах, как на самом деле. Кеннет от неожиданности чуть не свалился вниз, и Кемпер едва успел удержать его на краю седла. Но и он подпрыгнул в испуге, когда Тихоня ответил сирене своим странным криком — воем-клекотом, от которого запросто могли лопнуть барабанные перепонки.