С моей стороны было довольно легкомысленно говорить это — ведь никогда раньше я о таких вещах и не думала. Но теперь, когда я смотрела на урну в одной из ячеек, идея эта начала мне нравиться, хотя я и не желала бы, чтобы мой прах лежал в урне. Я бы предпочла, чтобы его развеяли где-нибудь, — пусть цветы лучше растут.
— Чушь! — прервала мои мысли миссис Коулман. — И это совершенно недопустимо — рассказывать подобные вещи девочке в таком возрасте. — Сказав это, она, однако, не остановилась, а продолжила: — И потом, это противоестественно и не по-христиански. Не знаю, может быть, строительство таких сооружений вообще противозаконно. — Она махнула рукой в сторону колумбария. — Если это приводит к преступным последствиям.
Пока она это говорила, по лестнице рядом с колумбарием, соединяющей верхний и нижний уровни участка, рысцой сбегал мужчина. Услышав ее слова, он резко остановился.
— Прошу прощения, мадам, — сказал он, кланяясь миссис Коулман. — Я случайно услышал ваш разговор. На самом деле кремация не противозаконна. В Англии она никогда не была незаконной — ее просто не одобряло общество, а потому она у нас и не привилась. Но крематории здесь существуют уже давно — первый был построен в Уокинге в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году.
— А вы кто такой? — спросила миссис Коулман. — И какое вам дело до того, что я говорю?
— Прошу прощения, мадам, — повторил человек, поклонившись еще раз. — Я — мистер Джексон, смотритель кладбища. Просто я решил сообщить вам некоторые факты о кремации, потому что хотел заверить вас: в колумбарии нет ничего незаконного. Акт о кремации, выпущенный два года назад, регулирует процедуру и практику этого действия по всей Британии. Кладбище просто отвечает на требования общества и отражает его мнение по этому вопросу.
— Но вот мое мнение по этому вопросу вы не отражаете, молодой человек, — раздраженно пробурчала миссис Коулман. — А я владею здесь могилой — вот уже почти пятьдесят лет.
Я улыбнулась ее представлению о молодости — человеку этому было не менее сорока, и в его пышных усах пробивалась седина. Он был довольно высок и одет в темный костюм и котелок. Если бы он не представился, я бы решила, что он здесь на похоронах. Скорее всего, я видела его раньше, просто не могла вспомнить.
— Я не говорю, что кремацию надо запретить, — продолжала миссис Коулман. — Для нехристианина это может быть вполне приемлемо — для индусов и иудеев, атеистов и самоубийц, для тех, кто не заботится о своих душах. Но я воистину шокирована тем, что подобное место возведено на освященной земле. Нужно было разместить его на раскольнической части, где земля не освящена. Здесь же это пощечина христианству.
— Те, чьи останки покоятся в колумбарии, были истинными христианами, мадам, — сказал мистер Джексон.
— Но как же быть с воссоединением? Как душа и тело смогут воссоединиться в День Воскресения, если тело было… — Миссис Коулман не закончила предложение, а просто махнула рукой в сторону ячеек.
— Сожжено дотла, — договорила за нее Мод.
Я подавила смешок.
Мистер Джексон вовсе не отступил под этим напором, напротив, он, казалось, обрел еще большую уверенность. Он стоял довольно спокойно, сцепив руки за спиной, словно обсуждал математическое уравнение, а не двусмысленный теологический вопрос. Мы с Мод и Уотерхаусы (Лавиния к тому времени уже пришла в себя) — все смотрели на него, ожидая, что он скажет.
— Нет никакой разницы между разложившимися останками захороненного тела и пеплом, — сказал он.
— Огромная разница! — чуть не брызгая слюной, сказала миссис Коулман. — Но это самый отвратительный аргумент, который можно было привести, особенно в присутствии девочек, одна из которых только что пришла в себя после обморока.
Мистер Джексон оглянулся, словно только теперь увидел нас.
— Мои извинения, леди, — в который раз поклонился он. — Не хотел оскорбить ваши чувства. — Однако он ответил на возражение миссис Коулман, хотя она явно не хотела этого: — Я бы на это сказал так: Господь всемогущ, и, что бы мы ни делали со своими останками, это не может помешать Ему воссоединить наши тела и души, если Он того возжелает.
Последовала короткая пауза, нарушенная лишь еле слышным вздохом Гертруды Уотерхаус. Истинный смысл его слов (из которых вытекало, что миссис Коулман с ее аргументами, возможно, сомневается во всемогуществе Господа) не прошел мимо нее. Как не прошел он и мимо миссис Коулман, которая в первый раз за все то время, что я ее знаю, кажется, не нашла что ответить. Длилось это, конечно, недолго, хотя удовольствие мне доставило огромное.
— Молодой человек, — проговорила наконец миссис Коулман, — если бы Господь хотел, чтобы мы сжигали наших мертвецов, он сообщил бы об этом в Библии. Идем, Мод, — сказала она, поворачиваясь к нему спиной, — пора нам посетить нашу могилу.
Она повела за собой сопротивлявшуюся Мод, а мистер Джексон посмотрел на меня. Я ему улыбнулась. Он поклонился в четвертый раз, пробормотал, что, мол, очень занят, и с пунцовым лицом припустил прочь.
«Так-так, — подумала я. — Так-так».
Я правда не собиралась падать в обморок, правда. Знаю, Мод думает, что я сделала это намеренно, но это не так — не в этот раз. Просто, когда я заглянула в колумбарий, там было какое-то движение — я в этом уверена. Я подумала, что это призрак одной из тех несчастных душ, чей пепел покоится там, что он рыщет в поисках своего тела. И тут я почувствовала чье-то прикосновение к своей шее и решила, что это и есть призрак, ну и потеряла сознание.
Когда позже я рассказала о случившемся Мод, она предположила, что это, скорее всего, была просто тень кедра на задней стене колумбария. Но я-то знаю, что я видела, и было оно не из этого мира.
После этого я чувствовала себя совершенно разбитой, но никто не обращал на меня ни малейшего внимания, даже стакана воды не принесли — они во все глаза смотрели на этого человека, который говорил о сожжении и еще бог знает о чем. Я не вслушивалась в то, что он говорил, все это такая скукотища.
Потом бабушка Мод потащила ее прочь, а наши матери пошли следом, и только Айви Мей дождалась меня. Иногда она бывает такой душкой. Я поднялась на ноги и отряхивала платье, и тут сверху раздался какой-то шум, а когда я подняла голову, то на крыше колумбария увидела Саймона! Я не смогла сдержать крика, потому что у меня из головы еще не выходил этот призрак. Думаю, никто, кроме Айви Мей, меня не услышал — никто не вернулся узнать, что случилось.
Придя в себя, я сказала:
— Что ты там делаешь наверху, гадкий мальчишка?
— Смотрю на тебя, — нахально ответил он.
— Значит, я тебе нравлюсь? — спросила я.
— Конечно.
— Больше, чем Мод? Я красивее?
— Красивше всех — ее мама, — сказал он.
Я нахмурилась. Мне хотелось услышать от него совсем другое.