Не знаю, чем занимается мамочка, пока мы играем. Она исчезает куда-то, и я обычно вижу ее, уже когда она приходит за нами и мы отправляемся домой. Она говорит, что нам полезно дышать свежим воздухом. Думаю, она права, но иногда здесь так холодно, и, должна признаться, это место начинает понемногу меня утомлять. Забавно, что я так отчаянно жаждала попасть на кладбище, когда мне это возбранялось, а теперь, когда я хожу сюда чуть не каждый день, оно потеряло для меня свое очарование.
Он меня не получит. Я с ума по нему схожу, но он меня не получит.
Вот уже почти два года, как я хожу на кладбище только для того, чтобы увидеть его. Но все же я ему не достанусь.
Поначалу я была осторожна — да, я искала его, но мне не хотелось, чтобы это так выглядело. Я всегда брала с собой девочек, отпускала их играть, а потом делала вид, что разыскиваю их, хотя на самом деле искала его одного. Я исходила здесь вдоль и поперек все тропинки, делая вид, что восхищаюсь католическими крестами больше, чем простыми, или обелисками из известняка — больше, чем гранитными, или надписями, высеченными в камне, — больше, чем выполненными металлическими буквами. Не знаю, что обо мне думают здешние рабочие, но они привыкли к моему присутствию и всегда уважительно мне кивают.
Я узнала много нового о кладбище. Я знаю, куда они сбрасывают излишки земли, место которой занимают гробы, где хранится древесина для крепежа глубоких могил, где — зеленые коврики, которые они кладут вокруг свежевыкопанных могил, чтобы было похоже на траву. Я знаю, кто из могильщиков поет во время работы и куда они прячут свои бутылки со спиртным. Я видела гроссбухи и подробные карты, на которых пронумерован каждый участок, — по ним легко можно найти любую могилу. Я привыкла к лошадям, которые тащат камни по дорожкам. Я научилась видеть в кладбище бизнес, а не место для духовных размышлений.
Он управляет им так, словно кладбище — это безукоризненный пассажирский корабль, пересекающий океан. Если нужно, он может быть резким и грубым с работниками — некоторые из них и в самом деле довольно трудные люди. Но я думаю, он справедлив и уважает хорошую работу.
Но самое главное, он добр ко мне и при этом не дает мне почувствовать свое превосходство.
Мы говорим обо всем на свете — о мире и о том, как он устроен, и о том, как Бог им управляет. Он интересуется моим мнением и не смеется над ним, а принимает во внимание. Он такой, каким я всегда хотела видеть Ричарда. Но я совершила ошибку, надеясь, что мой муж изменится после свадьбы, — он, напротив, еще больше замкнулся в себе.
Джон Джексон вовсе не красив и не богат, хотя и бедным его тоже не назовешь. Он не выходец из хорошей семьи. Не бывает на светских раутах, в театрах, на открытиях выставок. У него нет образования, но он очень эрудирован; показывая мне могилу Майкла Фарадея на участке раскольников, он сумел объяснить эксперименты с магнитными полями гораздо лучше, чем это сделал бы Ричард или даже мой брат.
Он человек правдивый, религиозный, принципиальный, нравственный. Именно эти качества меня и покорили.
Я не привыкла к тому, чтобы мной пренебрегали. Не то чтобы я предлагала себя прежде, но я люблю пофлиртовать и ожидаю ответной реакции, иначе зачем бы мне это делать. Но он не флиртует. Когда я попыталась проделать это с ним, он сказал, что не любит кокеток, что ему нужна только правда, и тогда я прекратила. И вот на протяжении нескольких месяцев, постоянно прерываемая его кладбищенскими обязанностями, я рассказывала ему то немногое, что можно рассказать о моей серой жизни: о том, как я тоскую по покойным родителям и брату, о тупом отчаянии, о бесплодных поисках места у огня, где не слишком холодно и не слишком жарко. (Лишь о нескольких вещах я умолчала — о моих познаниях относительно того, как избежать беременности, о моей пустой кровати и о том, как мы, по настоянию Ричарда, отмечаем Новый год. Последнее вызвало бы у него отвращение. Что до меня, то я испытываю не столько отвращение, сколько равнодушие.)
Когда наконец осенью, после целого лета, прошедшего под знаком того, что казалось мне платоническим романом, я без обиняков сказала ему, что готова на все, он ответил «нет». На какое-то время я прекратила свои походы на кладбище и стала посылать Дженни сопровождать девочек, когда им хотелось туда. Но долго сдерживаться я не могла. Что же касается прошедшего года, мы снова виделись, но не так часто и без всяких возвышенных ожиданий. Это мучительно, но он придерживается определенных принципов, а я была вынуждена смириться с тем, что его принципы важнее, чем я.
Итак, мы встречаемся, и он любезно со мной разговаривает. Сегодня сказал, что всегда мечтал о сестре и вот теперь она у него есть. Я не стала ему говорить, что у меня брат уже был и другой мне не нужен.
Как это чудесно, когда у тебя есть кто-то, по кому ты можешь скорбеть как полагается. Мне уже одиннадцать, и я могу носить надлежащую траурную одежду. Дорогая тетушка была бы тронута, увидев меня в таком одеянии, а у папы слезы выступили на глазах, когда он увидел, как я похожа на его «дорогую сестру».
Я очень внимательно изучила «Куин» и «Касселл», [15] чтобы не наделать ошибок, и даже написала собственное руководство для помощи другим девочкам в моем положении, если у них возникнут вопросы о должном этикете в трауре. Я попросила Мод помочь мне, но ее это не заинтересовало. Иногда она принимается рассуждать о созвездиях, или планетах, или камнях, которые нашла на Хите, или о растениях в саду ее матери, пока я криком не начинаю кричать.
Так что мне пришлось все делать самой. Думаю, у меня вышло очень хорошо, по крайней мере, и мама так говорит. Я написала его своим лучшим почерком на бумаге с черной рамкой и попросила Айви Мей нарисовать на обложке ангела. Ее рисунок довольно неплох, и книга получилась ужасно красивой. Я перепишу текст, чтобы он всегда был при мне.
ПОЛНОЕ РУКОВОДСТВО ПО ТРАУРНОМУ ЭТИКЕТУ
Составлено мисс Лавинией Эрминтрудой Уотерхаус
Очень грустно, когда кто-то умирает. Мы отмечаем это событие трауром. Носим специальную черную одежду и черные драгоценности, пишем письма на особой бумаге, не посещаем приемы и концерты.
Продолжительность траура зависит от того, кто из наших близких скончался.
Вдова пребывает в трауре дольше всех, потому что она сильнее всех скорбит. Какое это несчастье потерять мужа! Она носит траур два года — восемнадцать месяцев полного траура и шесть месяцев полутраура. Некоторые дамы носят траур еще дольше. Наша покойная королева носила траур по своему мужу Альберту всю оставшуюся жизнь — сорок лет!