Сиби хотела еще сказать, что Сэми идти за теткой не стоит, но разве та послушается? Она даже Мартина не слушалась, и Колдуна бы тоже, и вообще – все делала по-своему. За это Сиби ее уважала. Но иногда Сэми вела себя глупо, просто как кузнечик с откушенной головой. Вот и сейчас…
Умом Саманта понимала, что не надо идти за этой скорбной вдовицей, которая так напугала здоровенного и свирепого канивра. Не надо идти в меченный смоляными крестами дом. Но что-то тянуло ее – может быть, то самое любопытство, что когда-то привело в науку, или… или она просто должна была казаться сильной. Она так растерялась в сарае, когда андроид распустил руки, что сейчас надо было выглядеть сильной и жесткой, показать, что все у нее под контролем. Поэтому, когда Мартин предостерегающе окликнул Саманту, та просто передернула плечами и двинулась вниз по склону.
Она легко сбежала к ограде фермы. Калитка была распахнута – здесь проходила черная вдова. Хозяйственные постройки, гаражи для техники, опустевшая конура, откуда-то – тележный обод и сама телега, просевшая, накренившаяся на бок – что за чушь, они ведь не в Средневековье… Широкая парадная дверь была заколочена, но старуха свернула за дом. По мере того как Саманта подходила все ближе, запах кислятины усиливался.
За домом обнаружился небольшой садик с яблоневыми и вишневыми деревьями и посыпанная гравием дорожка. Она вела к задней двери, видимо, кухонной пристройке. По стенам карабкался хмель, летом, наверное, зеленый и веселый, а сейчас бурый и скукожившийся. Крыша, выложенная туфом, мокро блестела на солнце. Пахло перебродившей бражкой. Они с Дианой, когда еще были девчонками и жили в интернате для трудных подростков, дружили с маленькой китайской оторвой по имени Чун Ли. Это Ли предложила купить слив на китайском рынке и сделать бражку в пятилитровой канистре прямо в их общей спальне… Ох и задала им тогда надзирательница…
Саманта решительно поднялась по трем ступенькам крыльца и шагнула внутрь. Внутри было темно. Глаза после яркого света почти ничего не видели – только медный блеск какой-то посуды, развешанной на противоположной стене, и начищенные ручки шкафов… Женщина заморгала, и проступила плита с духовой печью, раковина, рабочий стол – над ним, как на старой картинке, висели связки трав, лука и чеснока.
– Прямо жилище ведьмы, – пробормотала Сэми, чтобы себя успокоить. – Сейчас посадит в котел, крышкой накроет и сварит с лучком и тмином.
На острове в одиночестве она часто говорила сама с собой, вот и теперь несла успокоительную чушь – лишь для того, чтобы не думать, как же ей не хочется заходить в эту чистенькую, почти незапыленную деревенскую кухню.
А потом она заметила люк. Обычный квадратный люк, черневший в полу, люк с откинутой крышкой. Похоже, именно туда и удалилась старуха, потому что на двери, ведущей вглубь дома, красовался большой амбарный замок.
– Нет, Сэми, – сказала Морган вслух. – Ты туда не полезешь… потому что у тебя нет фонарика и ты навернешься и свернешь шею…
Фонарик, большой, черно-красный, валялся на кухонном столе рядом с разделочной доской. Сэми вздохнула, быстро, чтобы не передумать, схватила фонарик, присела на корточки рядом с люком и посветила вниз. В ноздри шибанул кислый запах. В подвал вела деревянная лестница, и там виднелся земляной пол, какие-то бледные ростки и вроде бы мешки.
– Эй, – окликнула Саманта, – эй, хозяйка. Вы там?
Голос заглох где-то в глубине погреба.
– Умный человек, – заметила Сэми вслух, – пошарил бы тут, поискал еду и убрался восвояси. Совсем умный вообще не стал бы сюда соваться. А вот идиотка вроде тебя, Саманта Морган…
Она ступила на первую ступеньку. Потом на следующую, старательно светя фонариком. Потом еще на одну. А потом земляной пол с ростками и мешками вдруг вспучился тусклой трупной зеленью, закипел, запузырился, оглушая дрожжевой вонью, и пополз по лестнице вверх.
Майк перестал орать, как только тетка скрылась. Ну тут Сиби уже все поняла. Тетка была вроде той большой жабы, которая чуть не убила Батти и подбиралась к Хантеру. Только жаба посылала картинки в голову, даже Колдуна почти одолела, без Сиби бы он пропал. А эта тетка была ходячей картинкой. Чтобы приманить Сэми. А потом ее ам! – и съест то плохое, которое воняет. Сиби не очень понимала, откуда она это знает, просто знала – примерно как знала, в какое место композиции следует положить дохлого жука, а куда сосновую шишку. Ясно было также, что плохое не действует на расстоянии, вон и у Майка почти головная боль прошла, стоило тетке уйти. Значит, ему надо было подманить Сэми близко. Значит, у них еще есть время.
– За мной! – крикнула Сиби и побежала, и Мартин тоже побежал, и это вовсе не показалось девочке странным – как будто она от роду командовала большими людьми.
Канивр Марта взвыла, но не бросила хозяина, а последним, охая и держась за голову, плелся Майк.
Они пробежали в калитку и сквозь двор со всякими интересными штуками. И завернули за угол. И миновали садик, где деревья были не дикие, а прирученные – Сиби успела на бегу подскочить и цапнуть один плод, маленький, красный и сморщенный. Так же, как она знала про жабу и про тетку, цвергская девчонка знала, что люди растят у домов специальные деревья для вкусных плодов.
А затем они взбежали по ступенькам в комнату с кучей красивых блестящих вещей по полкам и стенам («Посуда, буфет, кастрюли», – вспомнила Сиби) и тут увидели голову Сэми, торчавшую над полом. В первую секунду Сиби перепугалась – она подумала, что вонючее-плохое уже проглотило Сэми и сейчас голову доедало. А потом голова дернулась вниз, исчезая, а Мартин бросился на пол и запустил руки в дырку, где скрылась Сэми, а Майк истошно завизжал, вскинув ладони к вискам. Мартин выдернул Сэми, как вкусный корешок из земли. У Сэми глаза были закатившиеся, белые. А следом за ней поползло то самое: гниль, вонючая гадость, то, что Сиби видела во сне, то, что мучило и убивало Старого. Сиби взвизгнула и швырнула в это плод. Красно-бурый кругляш погрузился в слизь и исчез без следа, а та, кажется, сыто чавкнула и поползла быстрее.
Цвергская девчонка закрутила головой, но Мартин быстро тащил Сэми к выходу, а рядом был только белый, как снег, Майк, и Сиби вцепилась в него и заорала что было силы: «Убей это, убей, убей!»
Мальчишка-наземник широко распахнул глаза, издал какой-то клокочущий звук горлом и начал заваливаться назад. А серо-зеленая слизь, которая хотела съесть и Сиби, и Сэми, и Старого, и вообще всех, вдруг остановилась, побурела и сдохла.
Золотоглазка припала к земле и принюхалась, а затем ящерицей скользнула за камень. Ее деймон, гигантская стрекоза с размахом крыльев под два метра, с огромными фасеточными глазами и с жалом на хвосте, зависла над низкой грядой холмов. Лежать на земле голым животом было холодно, ледяной ветер с холмов стегал спину, но Золотоглазка раздвинула потрескавшиеся губы в ухмылке. Многие охотники наряжались в плащи и накидки из шкур убитых химер, а порой и людских кож. Ромул и Рем щеголяли в волчьих безрукавках, и только Стая знала, что безрукавки сшиты не из меха их добычи, а из шкур серых братьев, погибших во время последней охоты. Красавка не изменила простой льняной рубахе, а Люцио, словно издеваясь над собственной благородной кровью, ползал по грязи в горностаевой мантии.