Ссадина стрельнула болью, и тут девочку осенило. У наземников есть родовые имена!
– Майк Батти! Ты родственник Большо… Роя Батти?
– Ну да. Я его сын. А ты моего папу знаешь?
– Тебе Сэми не сказала? – осторожно поинтересовалась его собеседница.
– Сказала что? Слушай, я тут с утра сижу. Вас притащили вечером, и тебя, между прочим, уложили на мою койку. Та тетка быстро очнулась и ушла с Мартином, а ты валялась и валялась.
– У меня контузия, – с укоризной напомнила Сиби.
– Ну да. И поэтому я должен спать на полу.
– А почему плохо спать на полу?
– Вот ты давай и спи.
Чувствуя, что беседа зашла в тупик, Сиби поспешила сменить тему:
– Почему тебя заперли?
– А тебе какое дело?
– Но я же должна решить, выпускать тебя или нет! – возмутилась Сиби. – Может, ты кого-то убил.
– Ага, и съел, – мрачно хмыкнул собеседник. – Тебя что, каннибалы растили? Ты вообще человек? В смысле, натурал?
Сиби крепко задумалась. Еще недавно она сама пыталась решить эту загадку. Костры разводят люди, и никто кроме людей. Она разводила костер. Значит, наверное, человек.
– Наверное, человек, – сообщила она. – А что такое натурал?
– Значит, не андроид.
– А ты андроид?
– Я полукровка, – заявили из-за двери с немалой гордостью. – Папа андро, мама натуралка.
– Это она тебя заперла?
Майк шумно вздохнул:
– Она. Из-за Рейчел. Из-за цыплят. В общем, из-за цыплят и Рейчел.
В следующие пять минут Сиби поведали жуткую историю.
– Понимаешь, – говорил невидимый Майк, – у цыплят две ноги. А ноги самое вкусное. Так что это нерационально, так?
Сиби не очень понимала, что такое «нерационально», но на всякий случай поддакнула.
– Ну вот видишь. И ты так считаешь. Короче, я решил их исправить. Проапгрейтить. И вечером, еще до того, как вас принесли, я поговорил с Маниту…
– Это что такое? – перебила Сиби.
– Такой индейский бог. Неважно. Взрослые его не слышат, и остальные ребята тоже. Только я. Я даже не уверен, что это Маниту, но надо же его как-то назвать? В общем, я с ним поговорил, и он приделал всем цыплятам в курятнике еще по четыре ноги. Шестиногие цыплята получились. Правда, круто?
Сиби не могла не согласиться, что да, шестиногие цыплята – это очень круто.
– Ну так вот. А Рейчел, она за стенкой живет с Фрэнни и Нормой Джин, пошла, короче, утром их кормить. Увидела и как заорала! Спонтанная мутация, нарушение периметра, чего только она не вопила. Так кричала, что даже та тетка, которая с тобой, – она твоя мама, что ли? – очнулась. Тут как раз Мартин прибежал с парнями. Такой шухер поднялся! Пришлось колоться. Ну, мама меня за шкирку и в кладовку. С тех пор и сижу. Выпусти меня, а? Очень жрать хочется. Я не скажу маме, что ты меня выпустила, я скажу, что это Маниту пришел…
– Врать нехорошо, – заметила Сиби.
– Почему врать? Может, тебя Маниту и послал, чтобы меня выпустить.
Девочка покачала головой:
– Я так не думаю. Не помню, чтобы он меня посылал. Но, наверное, сажать в кладовку за шестиногих цыплят тоже неправильно.
С усилием она отодвинула щеколду и потянула дверь на себя. В следующую секунду ее чуть не сбил с ног налетевший ураган. Ураган при ближайшем рассмотрении оказался маленьким наземником – таких маленьких Сиби встречала только в снах у Колдуна. В общем, он был не такой уж и маленький, с нее ростом или даже чуть выше, просто меньше других наземников. Со светлой всклокоченной шевелюрой и яркими голубыми глазами, Майк здорово напоминал Батти.
– Умница! – заорал он и огрел Сиби по плечу. – В кои-то веки встречаю правильную девчонку. А то эти три нюни меня просто достали.
И без паузы:
– Что у тебя с глазами? Ух, какие синяки! И нос как картошка. Ты всегда такая или специально прихорашивалась?
И еще, уже убегая на кухню:
– Здесь должна быть овсянка с завтрака. Я вообще-то не люблю овсянку, но, если полдня просидишь в кладовой, еще и не то сожрешь. Я чуял ее запах. Мама принципиальная – пока сижу, не кормит. Сейчас будем жрать!
У Сиби зазвенело в ушах. Так много никто из виденных ею людей не говорил. Наверное, решила она, у наземников чем ты больше, тем меньше говоришь, и наоборот. Вот Батти был очень большой и почти не говорил. А этот маленький и трещит, как сорока. Потерев загудевшую голову, Сиби потопала за мальчишкой в кухонный уголок.
Там нашлась кастрюля с холодной овсянкой. Овсянка была почти такая же невкусная, как сухая еда из Сэминого домика, но Майк наворачивал вовсю. И при этом не переставал болтать.
– А ты где папу видела?
– В лесу.
– А чего он к нам не зашел?
Сиби чуть не подавилась овсянкой. «Потому что мертвые не ходят, а тихо себе лежат», – хотела сказать она, но что-то останавливало. Сиби вспомнила, как еще там, под землей, тосковала без уснувших сестренок. И как потом умирала сама, и до чего это было неприятно. Если бы не Колдун, совсем бы умерла… Или вот Колдун. Если бы кто-то сказал Сиби, что Колдун умер, она бы, конечно, не поверила – потому что знала, что Колдун жив. Но если бы вдруг умер… Нет, невозможно, нельзя так думать. Сиби проглотила стылую овсянку и буркнула:
– У него дела.
Майк закивал с понимающим видом.
– Я знаю. У него всегда дела. Очень важные. Он борется за свободу, нам помогает и вообще… Правда, он у меня классный?
Сиби от этого разговора становилось все хуже, до того плохо, что овсянка, и без того невкусная, встала в горле комом. К счастью, за второй, наружной дверью послышались шаги и голоса.
– Ой-ой, – сказал Майк, роняя ложку. – Это мама и Мартин.
– Давай я тебя обратно запру, – предложила Сиби. – А овсянку, скажу, сама съела.
– Ну уж нет!
Мальчишка метнулся через комнату, поднял доску в перегородке, быстро прополз в образовавшуюся дыру и исчез из виду. Очень вовремя, потому что наружная дверь распахнулась, впуская Сэми, большого человека, очень похожего на Батти, и маленькую женщину с пегими, собранными в тугой узел на затылке волосами. Наверное, это и была мама Майка. Глаза у нее оказались заплаканные и красные, и Сиби подумала, что Сэми врать не стала. Вообще, конечно, врать нехорошо, Сиби всегда и Колдуну говорила, что нехорошо врать… но, когда кто-то умирает, можно ведь и соврать? Или нельзя?
Совсем запутавшись, Сиби сползла с табурета. В кулаке ее все еще была зажата ложка с налипшей кашей.
– Так, – сказал Мартин, оглядывая комнату, а особенно приоткрытую дверь в кладовую. – Майки все-таки сбежал.