Пока они ехали, делать было нечего, и на графа Сноудона нахлынули мысли, каких бы он предпочел избежать. Мысли о том, почему же все так гнило и мерзко. Вот он, британский аристократ и дворянин, в его жилах течет даже не графская кровь – княжеская по матери, его мать происходит из древнего рода де Роанов, князей, людей почти королевской крови, имеющих хоть дальнее, но родство с Бурбонами, с Гизами – все либо французские короли, либо претенденты на престол. В изгнании, конечно, в изгнании. Сейчас же он служит Виндзорскому двору, достойнейшему из достойных. Но почему, ради всего святого, почему они вынуждены раз за разом связываться с самыми мерзкими, с отребьем рода человеческого, ради чего они должны пожимать руки тех, от кого откровенно смердит. Ради чего все это?
Он помнил свою последнюю встречу со своим визави – князем Воронцовым, человеком, равным ему и по благородству происхождения, и по изощренности той специальной подготовки, которую они прошли, чтобы защищать свою родину. В сущности, сейчас он делает то же самое, что князь Воронцов делал против его страны много лет. Да, они проиграли, русские победили, но мяч на их, на британской, стороне поля, и видит Бог, они нанесут по нему достойный удар. Удар следует за ударом, по-иному никак не получается. Но если даже они добьются успеха, что будет дальше? Право бить перейдет к русским. Нет никаких сомнений: они не упустят возможности отомстить, ведь загнанный в угол, униженный смертельно опасен. Может быть, все-таки можно как-то это прекратить, ведь то, что они делают, на пользу лишь подонкам.
Нет, нельзя.
Ответ родился в голове сразу, как только родился и вопрос. Нет, нельзя. Это Большая Игра. Она начиналась еще Пальмерстоном и Горчаковым и продолжается, несмотря ни на что. Поколение за поколением сходят в могилу игроки, с тяжким бременем грехов они предстают перед Богом, но игра продолжается. Несмотря ни на что, продолжается. Она уже сама по себе, она самоценность, и они должны продолжать играть в нее, просто чтобы оставаться самими собой.
В конце концов, Его Величество предложил русскому монарху план размежевания. В ответ получил письмо с недвусмысленной угрозой – картой метрополии, перечеркнутой крест-накрест. Русский монарх отказался прекратить игру, он показал свое намерение продолжать ее до полного краха Британии. Его можно понять: и его отец, и его дед умерли насильственной смертью. Как, впрочем, и отец нынешнего суверена – Эдуарду Девятому Виндзору тоже есть за что мстить.
Месть, месть… Тошнит уже от этой мести.
– Справа. Бастион.
Они были у самой старой границы – границы размежевания, линии Дюранда. Были уже видны ворота, которыми отмечался въезд в Королевство Афганистан, теперь пограничный пост был заброшен, но тут же работал небольшой рынок. По правую руку, на невысоком холме, было что-то вроде небольшой крепости, бастиона, поставленного для охраны границы, здесь, до того как русские забрали эту территорию себе, был постоянный пост Пешаварского стрелкового полка. Черные тюрбаны, они набирались из дружественных Британии родов и кланов, были великолепными стрелками. Пост этот был известен в Британии потому, что его изображение было на обложке самого известного издания собрания сочинений Редьярда Киплинга, изданного в своем последнем издании издательством «Барнс и Ноблс». Это был символ колониальной Британии, далеких берегов и таинственных земель, приключений на краю света. Увы, править как раньше уже не получалось. Автомат Калашникова в руках дикарей – чрезвычайно грозное оружие.
– Стоп.
Автомат Калашникова был и у графа. Самый настоящий, калибра шесть и пять, укороченный, каким пользуются русские парашютисты. Точнее, пользовались: после первого же применения в реальных боевых действиях парашютисты пожаловались на недостаточную эффективность огня на средних дистанциях и получили свои старые «драгунские» автоматы со средним стволом. Но если сравнивать этот автомат с североамериканским «кольтом» или германским «МР5», который профессионалы называют просто «эмпи», то русский автомат разительно превосходит их. Все-таки промежуточный армейский патрон, как-никак, до двухсот метров – более чем. Чтобы увеличить огневую мощь, граф заменил стандартные магазины на нестандартные, пластиковые, на сорок восемь патронов, и поставил прицел с красной точкой. Этого было недостаточно, чтобы сражаться, но, скорее всего, достаточно, чтобы выжить.
Их внедорожник – тяжелый канадский «Форд» – остановился на обочине. Пыльные холмы, змеисто вихляющая между ними дорога. Впереди – Хайберский перевал, не менее легендарное место…
Сидевший за рулем капитан третьего ранга Британского королевского флота Эдвард Джулиус Кейн достал из-под сиденья и положил на колени «Armstech-53», короткоствольный автомат, производимый в Нидерландах на базе германского. Удобная передняя рукоятка и сорок патронов в изогнутом, как рог, магазине. В отличие от графа Сноудона, капитан Кейн оделся примерно так, как он одевался в Ирландии и на британских улицах. Не грубая, похожая на военную одежда и яркий пятнистый шемах, а крепкие джинсы и куртка, худи с капюшоном, которую обожают носить бандиты и бойцы британского спецназа. В Британии полно камер, и куртка с капюшоном хороша тем, что надежно лицо не опознать – камеры-то сверху снимают. И вооружился он точно так же, как в Белфасте, во время охоты на католических фанатиков.
– Подождем?
– Приехали рано, – недовольно сказал граф и сунул в рот баффи, местную конфету из сухого молока с наполнителями, какие продавали на пешаварских улицах как лакомство.
Кейн недовольно посмотрел на напарника, но ничего не сказал.
Он тоже думал. Хотя бы потому, что местом его рождения была Российская Империя, Константинополь. И он думал, что рано или поздно во время странствий он встретит одного из тех пацанов, с которыми он играл на тихих, тенистых улочках дипломатического квартала Константинополя. Или тех, с кем он входил в один отряд скаутов, с кем он учился вязать узлы и грести на лодке. Нет никаких сомнений в том, что многие из них служат Родине, как и он сам. И тогда ему придется делать выбор, прежде всего нравственный выбор. А потом отвечать за него – до конца дней своих…
Со стороны ворот в череде разукрашенных, похожих на передвижные храмы грузовиков показалась машина. Широченный военный транспортер нового образца, североамериканцы называли его «Хаммер». Русские, кажется, купили на него лицензию и наладили выпуск. Или это не «Хаммер» [41] вовсе, блин…
Что-то похожее, по крайней мере.
– Они?
Граф Сноудон поднес к глазам половинку бинокля:
– Похоже…
Машина остановилась на противоположной стороне дороги.
– Я пошел.
– О’кей. Я слежу за тобой.
Граф Сноудон вышел из машины. Навстречу ему, выгадав момент, между грузовиками перебежал дорогу приметный, похожий на киноактера своей мужественной красотой средних лет человек с короткой бородой. Граф посмотрел ему прямо в глаза и понял, что прислали кого-то действительно серьезного. Биография таких людей выжжена в глазах навечно.