Он стоял в нашей спальне — оглядывался со свирепым выражением на лице.
— Здесь кто-то был! Он подсматривал за нами. Я поднял голову и увидел мужчину — он стоял в дверном проеме и смотрел на нас!
— Куда он делся?
— Мне показалось, что забежал сюда. Но здесь его нет. Окна закрыты… Я не знаю. Черт побери!
— Заявим в полицию?
— Это ничего не даст, если он уже успел убраться. Когда он заметил, что я его увидел, он бросился сюда, но теперь… Никаких следов. Что за чертовщина…
— Как он выглядел?
— Не знаю. Мужчина. Он стоял в тени. Не знаю. Хью продолжал поиски. Заглянул в кладовку. Подошел к окну, открыл его и, высунув голову наружу, осмотрел все подступы к дому.
Мы долго обыскивали дом. Хью был огорчен куда больше моего. Возможно потому, что он видел этого незнакомца, а я нет. Меня гораздо больше беспокоило, что вот уже во второй раз в доме Франсес случаются странные происшествия, а мы ведь еще даже толком не переехали. Пока мы обыскивали дом, я думала о мальчугане и его дне рождения. О прелестном мальчугане.
— Ты только посмотри!
Час спустя, когда я готовила обед на кухне, Хью подошел ко мне, сжимая в руке что-то большое. Вернее, пальцами держа этот предмет как можно дальше от себя, словно предмет вызывал у него брезгливое чувство. Мне пришлось принюхаться, прежде чем я поняла, что это такое. Кость. Наподобие тех мослов, какие хозяева дают грызть собакам.
— Где ты это взял?
— Под столом в моей комнате! Но ты потрогай — вот что самое непонятное!
Я кивком указала на еду на столе.
— Хью, я готовлю ленч. Не хочу пачкать руки об эту кость.
Он покачал ее на ладони, словно пытаясь определить вес.
— Она еще теплая. Теплая и скользкая. Как будто минуту назад ее кто-то грыз.
— В твоей комнате?
— Под моим столом. Никаких собак я здесь не видел. Но эта кость теплая. Кто-то ее грыз в моей комнате. Совсем недавно.
Я положила нож на стол.
— Думаешь, это имеет отношение к тому мужчине, которого ты видел утром?
Он опустил глаза и пожал плечами.
— Хочешь сказать, что пес жевал эту кость, пока его хозяин за нами подглядывал? Не знаю. Я тоже об этом подумал. Если с ним была собака, это выглядит еще более странно.
Снова раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и с облегчением услышала скрипучий голос Франсес Хэтч. Она интересовалась, как у нас дела. Я рассказала ей о вторжении и о теплой кости.
— Этот дом долго пустовал, Миранда. Кто знает, кто сюда мог наведываться. Маккейб говорит, он за домом присматривал, но он же не может стеречь его круглыми сутками. Я ему позвоню и все расскажу. А вы там поосторожнее.
Она хотела поговорить и с Хью. Я передала ему трубку и вернулась к приготовлению еды. Через некоторое время я накрыла на стол. Хью и за едой продолжал говорить с Франсес. Я уже готова была сесть за стол, когда почувствовала, что мне надо отлучиться.
Одним из немногих досадных недостатков этого дома было отсутствие туалета на первом этаже. Я снова поднялась по лестнице и побрела по коридору. Приблизившись к ванной комнате, я остановилась — изнутри доносился звук льющейся воды. Дверь была приоткрыта. Поколебавшись несколько секунд, я ее открыла и потянулась к выключателю на стене. Загорелся свет, и я увидела, что из крана тонкой струйкой течет вода. Я подошла, повернула кран и посмотрела на себя в зеркало. Что-то еще. Что-то еще было не так, но я не сразу сообразила что. Дверная ручка. Старинная фарфоровая дверная ручка, когда я до нее дотронулась, была теплой. Чтобы в этом убедиться, я, снова подойдя к двери, прикоснулась к ручке двумя пальцами. Теплая. Но это было невозможно — к ней никто не прикасался в течение нескольких часов! Я набрала в грудь воздуха, хрипловато произнесла: «Черт!» и принялась обследовать комнаты верхнего этажа. Хотя Хью и был рядом, мне не очень улыбалось заниматься этим в одиночестве, но я знала, что должна это сделать. Мне здесь жить, я не могу бояться этого дома, но страх будет преследовать меня, если я сейчас струшу и позову Хью. Открывая дверь нашей спальни, я задержала ладонь на дверной ручке, чтобы определить ее температуру. Холодная. Никаких проблем. Спальня, кабинет Хью, будущая комната для гостей и та, которая когда-нибудь станет детской, были забиты коробками и беспорядочно стоящей мебелью. Больше ничего. Никаких призрачных мужчин и собак, грызущих кости. В комнате Хью я даже опустилась на колени и провела рукой по полу под его столом, где, по его словам, лежала кость. Ничего.
Потом я сделала нечто странное, но в тот момент казавшееся мне совершенно правильным. Я склонилась так низко, что лоб мой коснулся пола. И стала молиться. Вернее, обратилась к кому-то могущественному, важному, сильному: «Пожалуйста, сделай так, чтоб все у нас было хорошо. Пожалуйста, храни нас от всякого зла».
А потом я спустилась вниз, чтобы закончить ленч с моим любимым.
* * *
Я наблюдала, как посередине листка промокательной бумаги медленно проступает и наливается цветом красный крестик. Хотя я знала, предчувствовала, ощущала это в течение нескольких дней, увидев физическое подтверждение, я была просто потрясена. Я была беременна. Аптекарь сказал, что достоверность этих домашних тестов достигает 98 процентов.
Я купила его в аптеке поблизости от моего магазина. Положила в сумочку и носила в ней три дня, не решаясь использовать, — слишком была напугана и волновалась. Всякий раз, вынув коробку и прочитав инструкцию, я вертела ее в руках, подносила к уху и встряхивала, словно она могла мне что-то сказать, в конце концов говорила: «Потом» — и бросала ее на дно сумки.
Когда все эти странные вещи стали множиться — непрекращающееся головокружение, усталость, внезапная тошнота при запахе кофе, — я поняла, что необходимо выяснить, что происходит у меня внутри. У Хью был медицинский справочник с описанием симптомов различных болезненных состояний. Прочитав о симптомах беременности — головокружение, усталость, тошнота, — я захлопнула книгу и прикусила губу. Что он скажет, узнав, что это случилось сразу же после нашего переезда? Во время всех этих разборок с Шарлоттой по поводу детей. Какой будет его реакция?
В тот день, когда я решила провести этот домашний тест, мы вместе поехали поездом на Манхэттен. Когда мы миновали Спуйтен Дуйвил, я перевела наш разговор — обычную утреннюю болтовню ни о чем — на детей. Хью просматривал «сотбисовский» каталог редких музыкальных инструментов, выставленных на продажу.
Он побарабанил пальцами по глянцевой обложке.
— Люблю фильмы Феллини. Особенно — эпизоды семейных сборищ, когда большая семья празднует свадьбу или день рождения. Столы накрыты посреди поля, все жуют и наслаждаются жизнью. Играет никудышный местный оркестрик, повсюду резвятся детишки. И всегда дует ветер, летают шарики и гофрированная бумага, листья… — Повернувшись к окну, он дохнул, и стекло сразу же запотело. Он стер пятно тыльной стороной ладони. — Иногда слышно, как вдали проходит поезд. Один-два печальных гудка… Я хочу быть на этих праздниках с моими пятью ребятишками. Они объелись сладким и устали сидеть смирно. А может, они мои внуки, а я весь седой и меня клонит в сон, потому что я выпил слишком много вина. Люблю итальянцев. Эти их большие семьи с кучей детей. Люблю детей. Я был бы счастлив, если бы они у нас были. Но конечно, только если ты тоже этого хочешь.