Между кустами, за которыми я скрываюсь, и входом в изолятор стоит деревянная скамья. Быстрая перебежка – и я оказываюсь в тени за ее спинкой. Ненадежное укрытие, что и говорить, но ничего лучшего нет: вокруг – только невысокая трава.
Вовремя я это сделал.
Входная дверь изолятора вдруг открывается, и на крыльцо выходит человек в милицейской форме с погонами младшего сержанта. Наверное, тот самый Силкин, с которым несколько минут назад разговаривал Нагорнов.
Однако в поведении охранника есть что-то подозрительное. Вместо того чтобы, скажем, с наслаждением потянуться до хруста в суставах и зевнуть, вдыхая свежий ночной воздух после многочасового сидения в душном вестибюле, вышедший зорко оглядывает окрестности, держа наготове короткоствольный автомат.
Неужели Нагорнову или кому-то из его напарников удалось дозвониться в больницу и предупредить постовых о возможности моего появления?!
Но тут человек под козырьком поворачивается ко мне боком, и свет лампы, висящей над дверью, падает на его лицо.
И я мгновенно узнаю его. Это не кто иной, как один из членов мифической «спортивной команды». «Силкин» еще раз оглядывает больничный парк и скрывается за дверью.
Я стискиваю зубы и едва удерживаюсь от того, чтобы не врезать кулаком по скамье.
Слепцы, они думали, что противники мне только чудятся на каждом шагу, и не верили мне, а я был прав, прав, тысячу раз прав!.. Противник тщательно подготовился к операции. Ему достаточно было заранее узнать, кто будет дежурить этой ночью в здании ГОВД и здесь, в изоляторе, а потом быстро и бесшумно снять охранников и заменить их своими людьми!..
Значит, уже поздно. Изолятор полностью находится под Их контролем, а я, один и безоружный, ничего не смогу сделать против Них, абсолютно ничего! Все-таки зря я приложил столько усилий к тому, чтобы обеспечить отсутствие погони за собой! Если бы сейчас сюда слетелись милицейские машины. Им пришлось бы выдать себя, вступив в бой с омоновцами. Почему-то я уверен, что Они отсюда не уйдут, пока не выполнят свою зловещую миссию.
Отчаяние настолько овладевает мной, что я покидаю свое укрытие и, уже не прячась, иду в полный рост к изолятору. Если бы на окнах не было решеток, можно было бы избрать иной путь проникновения в здания. Но сейчас есть один-единственный вариант, и лучше не думать о том, что через несколько секунд меня могут убить и что даже фактор внезапности вряд ли мне поможет…
Нет, лихим героем я себя в этот момент не чувствую. С пустыми руками на вооруженного противника, тем более специально обученного убивать, бросаются только супермены в кино и юнцы, одуревшие от наркотиков. Ко мне больше подходит психологический портрет самоубийцы-камикадзе, надеющегося на то, что, бросившись под поезд, он заставит его сойти с рельсов.
И все-таки, видно, не зря в советской школе был так живуч странный лозунг: «Безумству храбрых поем мы песню!»
Потому что в тот момент, когда я протягиваю руку к дверной ручке, она вдруг распахивается, и из нее прямо на меня опять вываливается все тот же «Силкин» с автоматом под мышкой.
В принципе мы оба не ожидали лобового столкновения, но он – больше, а я – меньше. Тем более что, толкая дверь от себя, лжесержант приложил к этому усилие, и его тело подчиняется определенной инерции движения.
Не успев как следует осознать ситуацию и повинуясь условному рефлексу, приобретенному еще в Интерполе, я выбрасываю вперед правую руку, и ржавый гвоздь, который мне удалось извлечь из скамьи, вонзается человеку с автоматом в ухо. Гвоздь длиной со средний палец и не очень толстый, но, видимо, его хватает, чтобы достать до мозга, потому что «охранник», не успев ни вскрикнуть, ни выстрелить, валится, как подкошенный, мне под ноги, и свободной рукой я подхватываю его автомат, чтобы он не загремел со ступеньки крыльца.
Используя то обстоятельство, что дверь надежно застопорена лежащим телом, я устремляюсь внутрь, уже с порога открывая непрерывный веерный огонь по вестибюлю. Правда, вместо выстрелов раздаются лишь чмокающие хлопки: автомат оборудован мощным глушителем…
Их было еще двое, и оба – тоже в форме стражей порядка. Только вот оружие у них не такое, как у обычных милиционеров: короткоствольные автоматы без приклада странных очертаний. Не иначе как новинки оружейной промышленности, выполненные по спецзаказу.
Одному из «охранников» пуля попадает в голову, и он падает замертво сразу, а у второго моя очередь выбивает серию дырок в груди, и, упав, он еще некоторое время корчится в предсмертной агонии. Я наклоняюсь над ним и спрашиваю:
– Сколько ваших наверху?
Но раненый не может сказать мне ничего, даже если бы и хотел. Он закатывает глаза, и из его искаженного судорогой рта выползает пузырящаяся струйка крови.
Прими, господь, душу бойца невидимого фронта!..
Дверь в коридор первого этажа не только закрыта, но и старательно забаррикадирована со стороны вестибюля. Но мне сейчас не до нее.
Я поднимаюсь по лестнице, ведущей на второй этаж, стараясь ступать как можно бесшумнее. Однако все мои предосторожности оказываются напрасными. Никто не поджидает меня наверху. Кроме трупа охранника возле самой двери. Это совсем еще молодой парень в милицейской форме. Он лежит на спине в луже крови, раскинув руки и глядя остановившимися глазами в потолок, и в его правой руке зажат так и не выстреливший пистолет. Пуля угодила ему точно в середину лба. Видимо, в него стреляли почти в упор, недрогнувшей рукой…
Эти сволочи свое дело знают.
Прежде чем шагнуть во внутренний коридор, напряженно прислушиваюсь, но вокруг царит мертвая тишина. Словосочетание, которое может иметь буквальный смысл в данной ситуации… Коридор освещен лампами в матовых колпаках красного цвета, и поэтому кажется, что он сверху донизу залит кровью.
Внезапно возникает ощущение, будто кто-то наблюдает за мной.
Тем не менее пора переходить к активным действиям – не торчать же столбом возле входа!
Покрывшись обильной испариной, начинаю продвигаться по коридору, поводя стволом вокруг себя, в готовности при малейшем подозрительном движении нажать на спусковой крючок.
Двери в коридоре расположены справа и слева. Откуда здесь столько палат?
А-а, тут же должны быть всякие подсобные помещения. Процедурные кабинеты, кабинеты персонала, бельевые кладовые и прочее… Засада может оказаться за любой из этих дверей, так что придется проверять все подряд, хотя меня больше интересуют Спящие. Двери открываются вовнутрь, и я пробую открыть их ударом ноги с одновременным отскоком в сторону. Однако многие из помещений заперты на ключ, и остается лишь надеяться, что снаружи, а не изнутри…
Очередная дверь от удара распахивается так, что наотмашь ударяется о стену, и я едва сдерживаю невольный приступ тошноты. Это две медсестры и мужчина-врач. Видимо, полный состав дежурной смены. Врач убит выстрелом в висок, лицо его искажено гримасой ужаса. С медсестрами обошлись более жестоко: горло одной, лет сорока, перерезано чем-то очень острым, не то скальпелем, не то опасной бритвой, и из раны вытекла почти вся кровь, которая имелась в ее полном теле. Другой, что чуть помоложе, видимо, свернули шею, потому что голова ее неестественно выкручена на сто восемьдесят градусов по отношению к телу.