Одна из «Тойот», в середине этого автомобильного «пирожного», была сильно деформирована, и ее дверцы заклинило. В салоне машины оказались зажатыми исковерканным металлом трое: мужчина, сидевший за рулем, женщина рядом с ним и мальчик на заднем сиденье. Больше всех досталось водителю, он находился без сознания и не мог нам ничем помочь. Окна были уже разбиты, но их ширина не позволяла извлечь ни женщину, ни ребенка. К тому же оба пассажира, видимо, получили сотрясение мозга и психологический шок, потому что вели себя, мягко говоря, неадекватно. Женщина, уставившись перед собой неподвижным взглядом, молчала и никак не реагировала на происходящее вокруг. По ее лицу текла кровь, и врач через пробоину в стекле дверцы пыталась наложить ей на голову повязку.
Мальчик же, наоборот, то и дело дергался и тихо скулил, но было непонятно, что у него болит и чего он хочет.
Мгновенно оценив обстановку, Старшина решил:
— Надо резать кузов. Вить, давай свой агрегат...
Полышев притащил из «аварийки» автоген, а Мангул, Ранчугов и я стали монтировать гидравлические ножницы по металлу. Старшина тем временем подошел к одному из «дорожников» и завел с ним неторопливую беседу — не иначе, как о низком профессионализме современных водителей.
Для начала мы растащили буксировщиком слипшиеся, как два куска пластилина, корпуса «Тойот», чтобы освободить больше места для предстоящей работы.
Потом Полышев надвинул на лицо защитную маску и принялся резать газовой горелкой верхнюю стойку крыши машины со стороны водителя.
Мы втроем, действуя с другой стороны машины, едва успели навалиться на рукоятки ножниц, как вдруг раздался истошный вопль Старшины: «...я-а-адь!!!» — и я еще успел удивиться, потому что никогда не слышал подобных ругательств от Бориса, и в ту же секунду что-то темное и большое, как наземная торпеда, врезалось в группу людей по другую сторону «Тойоты», сметая их и отбрасывая в сторону, как березовые чурки. Стук при этом был соответственным.
Наконец «торпеда» с треском сминаемого железа влупилась в столб на обочине и замерла.
Секунду мы приходили в себя, потому что глаза отказывались верить страшному зрелищу.
Всюду на асфальте в районе аварии лежали тела людей — автоинспекторов, медиков, по-моему, даже двух пожарников зацепило. В основном все они слабо шевелились, подавая признаки жизни, но несколько тел лежали неподвижно, и из-под них стремительно растекались лужицы крови.
В их числе был Виктор Полышев.
Не помню, как я оказался около него. Он лежал ничком, и в руке у него все еще была зажата горелка с пучком оборванных шлангов.
— Витя! — сказал я, пытаясь перевернуть его на спину, чтобы заглянуть ему в лицо. — Вить, ты как — живой?
Но он ничего не отвечал, уткнувшись носом — вернее, тем, что от него осталось — в асфальт. Я попытался нащупать пульс, но его не было. Наконец мне все же удалось сдвинуть его с места и перевалить на бок.
И тогда я словно окоченел.
Голова у Виктора моталась, как тряпичная, и вместо шейных позвонков был сплошной кисель. Никакой надежды. Явный труп.
И тогда я вспомнил про то, что убило Полышева.
Это была еще одна «Тойота». Она стояла, стыдливо закрыв лобовое стекло откинувшейся крышкой капота. Дверца водителя приоткрылась, и из кабины выпал молодой парень в кожаной куртке. Без единой царапины и даже не побледневший. Вот только на ногах он держался с трудом, и вряд ли из-за травмы. Просто он был пьян до полной невменяемости.
Мгновенный провал в сознании, а потом я обнаружил, что трясу этого воняющего перегаром подонка за грудки и ору:
— Ты что наделал, гад, а? Да тебя же убить мало, ты понимаешь?!
Он особо не сопротивлялся. Но и вины своей не признавал.
— Я в-вас не видел, — твердил заплетающимся языком он. — He зам-метил... поним-маешь?.. Из-звини, друг...
В руках у меня оказалась какая-то увесистая железяка (потом выяснилось, что это был обломок сварочного агрегата Виктора), и я размахнулся, чтобы размозжить этому членистоногому башку, но подоспевший Старшина успел перехватить мою руку.
— Успокойся, Алик, — мрачно посоветовал он. — Отпусти его. Мы ведь спасатели, а не каратели. Да и не до этого сейчас... Там ребятам требуется срочная помощь.
— Старшина, Виктор погиб, — сказал я.
— Не может быть, — быстро сказал он. — Ты уверен?
— Этот гаденыш превратил его кости в труху! — процедил сквозь зубы я, едва сдерживаясь, чтобы не сделать то же самое с водителем «Тойоты», который, воспользовавшись тем, что я его отпустил, безмятежно извергал содержимое своего желудка на асфальт, согнувшись в три погибели рядом со своей машиной. — И сердце у него не бьется...
Старшина отвернулся.
— Ладно, — сказал он. — Я уже вызвал «Скорую», она сейчас приедет... Пойдем к раненым, Алик.
Мы оказали наиболее тяжко пострадавшим от наезда (автоинспектор, один из водителей — участников первой аварии, двое подростков из числа зевак, вертевшихся на месте аварии, и женщина-врач) первую помощь, хотя, на мой неискушенный медицинский взгляд, она уже требовалась не всем. Например, у автоинспектора была тяжелая черепно-мозговая травма с большой потерей крови, и он умирал. Сомневаюсь, что ему могла бы помочь даже экстренная хирургическая операция. Медичке оторвало кисть руки и размозжило обе ноги — видимо, «Тойота» сначала сбила её, а потом проехала по ней — и она выглядела не лучше автоинспектора, а может, и хуже, потому что, в отличие от него, не потеряла сознание, и ей грозил болевой шок. Правда, она нашла в себе силы превозмочь боль и даже подсказала Старшине, где можно найти антидоты и обезболивающее.
Потом примчалось сразу несколько машин: зачем-то милиция и две «Скорых». Милиция забрала все еще не протрезвевшего водителя «Тойоты», в одну «Скорую» мы с санитарами положили подростков, в другую — пострадавшего водителя и женщину, а автоинспектора, к тому времени явно впавшего в агонию, и мертвое тело Полышева Старшина приказал погрузить в нашу «аварийку».
Я понял это так, что мы повезем их в морг.
Мангул сел за руль, Рончугов — рядом с ним, а мы со Старшиной забрались в кузов. Тела Виктора и автоинспектора лежали рядом, пачкая кровью пол кабины.
Я глядел в изуродованное страшной силой удара лицо Полышева, и внутри меня все больше сгущалась пустота.
Я вспомнил, как однажды Виктор показывал мне фотографию своей семьи — у него была жена и двое детей. Старшая дочка ходила во второй класс, а младшей предстояло стать школьницей в следующем году. Когда-то и я потерял своих родителей накануне школы, подумалось мне. И я знаю, что это такое — расти без отца.
И уж совсем ни к селу ни к городу я подумал, что теперь некому будет бросать дарды в плакат с гордыми словами о профессии спасателя, портя дверь, и что на место Полышева, конечно, придет кто-то другой, но такого специалиста, как Виктор, в отряде не будет, и что я был идиотом, возомнившим невесть что о смерти, в то время как эта паскуда в саване вовсе не думала жалеть людей, а продолжала косить их без разбору, даже тех, кто был призван спасать от нее других...