Я поднялась и прошлась по комнате — раз, другой. Это не помогло.
— Это еще не все.
— Да ну?
— Элиот, ты ни разу не называл мне своих приятелей, правда?
— Нет. Это важно? Тебе обязательно надо о них знать?
— Можешь не говорить. Уайетт Леонард. Андре Рониг. Шоу Баллард.
— Господи, откуда тебе о них известно? Ты что, следила за мной?
— Не было необходимости. Просто знаю. Ни с того ни с сего я вдруг столько знаю!.. И не хочу этого знать. Вот, послушай. Маме Дэнни станет лучше, но послезавтра наступит осложнение, и Дэнни придется задержаться еще на десять дней.
— Дальше.
— Дальше? Огромное количество всего. Кусочки будущего, факты настоящего. Имена твоих приятелей и тэ дэ и тэ пэ. Помнишь, ты сказал, что, по-твоему, я владею сверхъестественными силами? Что я врезала Веберу с их помощью? Так вот, ты прав. Они у меня есть. Я многое могу — только не хочу. Я действительно «зачаровала» Вебера. А потом сняла чары волшебным словом. И эта цыганка в Милане. А как тебе такой факт: твоего приятеля Уайетта Леонарда через месяц уволят? Но он думает, что его ждет повышение.
— Черт!
— Именно. Именно что «черт».
— А ничего плохого ты не видишь? Ну там, никто не умрет?
— Не знаю, вроде нет. То есть, может, и да, но пока не видела. Я не умею контролировать — это как ураган. Сегодня видела на улице человека — так вот, он получит тысячу долларов наследства от дяди, которого раньше терпеть не мог. А я ведь даже понятия не имею, как звать этого человека. И каждый раз такие провалы.
— Как насчет фондового рынка?
— Элиот, я серьезно.
— Я тоже. Знаешь, сколько было людей с такими способностями, как у тебя? Просто море! Потом они привыкли. Пришлось привыкнуть, вот и все.
— Какое там все! Ерунда, Элиот, привыкнуть к этому нельзя. Швырять направо и налево фиолетовые молнии — куда это годится? И как это, интересно, можно привыкнуть, что чуть ли не каждую ночь видишь Рондуа?
— Можно — потому что нужно. Какая разница, связаны твои способности с Рондуа или нет, ты остаешься собой — и не можешь выдрать это, как больной зуб.
— Угу. Я еще кое-что хочу показать. Сигарета есть?
Я зажгла ее и позволила догореть примерно до середины, прежде чем начать. Глубоко затянувшись, сложила губы колечком и выдула кольцо дыма. Пых. Возник дымно-серый пончик. В пяти дюймах от губ он сжался, образовав крошечный, до мельчайших деталей реалистичный автомобиль, который стал наматывать круги на уровне глаз, пока не растаял.
— Что следующее, Элиот? Грузовик? Улитку? Заказы есть? Может, мопса, как Дзампано?
Это было легко. В воздухе возникла точная копия элиотовской собачатины и бросилась вдогонку за автомобилем.
— Здорово, вертихвосточка. Как насчет впендюрить по-чемпионски, а?
Я подняла на «чемпиона» взгляд и состроила самую свирепую гримасу, на какую только была способна.
— Слушай, уйди.
У меня были полные руки продуктов, и до дома оставалось полквартала. Мей сидела в квартире и слушала «Битлз», пока Элиот дописывал обзор для своей газеты.
— Ты что, думаешь, у меня герпес? Как бы не так, красотуля! Пошли, я покажу тебе ходы, о которых твой муж даже не догадывается! Я инструктор по сексу. Первый урок, так и быть, халявный.
— Отстань. Катись колбаской. Отвяжись. Понял? Просто отвали.
Не надо было мне отзываться; шагала бы себе и шагала, не обращая внимания.
Пристроившись рядом, псих схватил меня за плечо и сдавил, словно это арбуз, выставленный на продажу в супермаркете.
— Не спеши, кисуля. Поговорить нужно. Ты просто супер. Говорю же, у меня глаз-алмаз.
Я остановилась и смерила его взглядом. Черный берет, грязный черный тренировочный костюм с надписью «Стэнфордский университет», грязно-зеленые кроссовки с розовыми шнурками.
— Как тебя звать-то, грязнуля?
— Гляди-ка, разговорчивая! Я же сразу понял, ты клевая чувиха! Я не грязнуля, меня Пронырой звать. Все друзья зовут меня Пронырой, милашка. А тебя как?
— Гляди на свою руку. Проныра. Внимательно гляди.
Пальцы, стиснутые на моем плече, разжались и замельтешили в воздухе. Казалось, они играют на невидимой клавиатуре. Указательный вниз, средний вверх, безымянный вниз. Я моргнула и заставила его увеличить темп. Еще и еще.
— Что за херня? — дернулся он, порываясь уйти.
— Стой смирно, Проныра.
Я заставила его поднять руку над головой. Не переставая «играть», та стала описывать круги, быстрее и быстрее. Я заставила и его повращаться вслед за рукой.
— Эй, хватит! Отстань, мать твою! Пусти! Я сохраняла спокойствие.
— Теперь гляди на другую руку. Проныра. — Та вскинулась вверх. — Очень хорошо. Вот так и стой. До встречи, ладно?
Я направилась к дому, за спиной раздавались вопли Проныры. Дойдя до парадной, я его отпустила.
— Элиот, но мне это понравилось! Мне нравилось иметь над ним власть!
— Ну и что, Каллен? Мне бы тоже понравилось. И нечего себя винить. Скотина получил по заслугам, и мы прекрасно это знаем. «Впендюрить по-чемпионски». Это ж надо, какое дерьмо! А я ведь всю дорогу говорил, что в твоей силе есть свои плюсы. Тебе не сетовать надо, а благодарить.
Мы ехали в такси по направлению к центру — вместе с Мей. На Третьей авеню за Шестидесятой стрит открылся новый шикарный ресторан «Будущее молнии», и во всех глянцевых журналах только о нем и писали. Недавно позвонил Дэнни и, как было предсказано, заявил, что у мамы ухудшение, ему придется задержаться в Северной Каролине. На посторонние предметы мы не отвлекались, и разговор вышел слишком краткий. Негромкий убедительный голос мужа снова напомнил о том, как мне нравится с ним болтать. Треп был нашим излюбленным хобби, и без того, чтобы периодически почесать языком, жизнь определенно казалась не в радость. Впервые за все время, что мы вместе, нам пришлось расстаться на такой долгий срок, и я даже не ожидала, насколько привыкла полагаться на его присутствие.
Прежде чем повесить трубку, он предложил, что раз его все равно не будет, почему бы мне не пригласить Элиота куда-нибудь на обед. Приглашу, пообещала я, и, попрощавшись, мы оба ждали, кто первым повесит трубку.
Беседа с Дэнни напоминала неспешную прогулку по любимым, до мелочей знакомым местам. Тогда как разговор с Элиотом походил на вечер за уличным столиком в суетливом итальянском ресторане. Слова и мысли его беспорядочно метались, как ребятня на оранжевых самокатах. Взрывы шума, цвета, гудки, невероятные сочетания — рехнуться можно. Темп редко снижался до того, чтобы собеседник мог на чем-нибудь сосредоточиться, но результат был несомненно освежающим.