– Да-да! – охотно подтвердила бабушка. – На ангельском языке, который взрослые люди ошибочно принимают за плач. Но очень скоро он забывается вместе с памятью о прежней жизни.
– Если ангелы разговаривают подобным образом, не хотел бы я оказаться в их компании, – заявил Цимбаларь.
– Это вы сейчас так думаете, пока обременены грешной плотью, – сказала всезнающая бабушка. – А для освободившейся от тела бессмертной души докучливый плач превратится в сладостную музыку.
– Возможно, вы и правы, но боюсь, что лично мне рай не грозит. – Цимбаларь картинно пригорюнился.
– Оно и видно. – Бабушка согласно затрясла головой. – Но в любом случае отчаиваться не стоит. Милосердие божье беспредельно.
– Ну и тягомотина! – Цимбаларь наклонился к уху Людочки. – По полчаса на каждого клиента… Знаешь, что это всё мне напоминает?
– Аттестационную комиссию в главке, – ответила Людочка, которую эта пренеприятнейшая процедура ожидала в самое ближайшее время.
– Нет. Шведский бордель, работающий по программе оказания социальной помощи. – Перехватив недоумённый взгляд Людочки, Цимбаларь пояснил: – В смысле обслуживающий инвалидов и малоимущих пенсионеров.
– Неужели шведские инвалиды подолгу задерживаются у проституток? – усомнилась Людочка.
– Представь себе! Делом-то они занимаются от силы одну минуту, но много времени уходит на то, чтобы снять протезы, мочеприемники и прочую инвалидную амуницию.
– А как ты в этом борделе оказался?
– Нас туда на экскурсию водили, дабы продемонстрировать преимущества шведской модели социального обеспечения. Но ты ничего такого не думай. Нашу делегацию дальше вестибюля не пустили… Да и слава богу! Проститутки там были самого последнего разбора, вроде той кикиморы, что сидит напротив.
Бабушка, видимо, догадавшись, что речь идёт о ней, сразу отозвалась:
– Я здесь уже в пятый раз. Вожу своих подруг, у которых внучата появились. Говорят, у меня лёгкая рука. Всем моим крестникам достались хорошие души. Представьте себе, в одного малыша вселился дух композитора Чайковского.
– И что тут хорошего? – Цимбаларь изобразил недоумение.
– Ну как же! Будет сочинять эстрадную музыку. За это сейчас щедро платят. Видели бы вы загородную виллу композитора Кривого или поэта-песенника Рублика.
– Будет он сочинять либо нет, это ещё бабушка надвое сказала, – возразил Цимбаларь. – Тем более что в связи с развитием компьютерных технологий это занятие может потерять актуальность. Зато в том, что по части сексуальной ориентации ваш крестник пойдет по стопам Чайковского, сомневаться не приходится.
Людочка, вовремя заметившая, что бабуся, и без того не отличавшаяся полнокровием, стала белее простыни, выстиранной с применением широко разрекламированного средства «Ваниш», поспешила прийти к ней на помощь.
– Вы этого балбеса не слушайте, – сказала она, ткнув Цимбаларя локтем в бок. – С ним в младенчестве казус произошел. Душа досталась не цельная, а как бы состоящая из двух частей. Одна половинка ещё ничего, терпеть можно. Зато другая, судя по всему, прежде принадлежала московскому приказному дьяку Тельпугову, за злословие и глумление наказанному вырыванием языка.
– Причём раскалёнными клещами, – добавил Цимбаларь.
– И поделом, – сдавленным голосом произнесла старушка, крестя сначала себя, а потом и ближайших младенцев.
И вот они оказались наконец перед заветной дверью, к которой так стремились все собравшиеся здесь мамаши, папаши и бабушки.
Человек, находившийся за ней, действительно звался Евгением Леонидовичем, однако свою простецкую фамилию Куляев он с некоторых пор сменил на звучный псевдоним Кульяно, под которым и значился в уголовном деле, заведённом подполковником Кондаковым, – значился не свидетелем и даже не потерпевшим, а обвиняемым.
Разобраться во всех околичностях его преступной деятельности и, главное, поймать подозреваемого за руку должен был капитан Цимбаларь вкупе с лейтенантом Лопаткиной, уже прижившейся в особом отделе.
В непосредственной близости от дверей кульяновского кабинета посетители почему-то умолкали, кроме младенцев, естественно. Чтобы не сидеть как в рот воды набравши, Цимбаларь обратился к Людочке:
– Как там наш ребёночек? Не описался ещё?
Ответ звучал весьма загадочно:
– Всё зависит от тебя. Только ты своей властью не злоупотребляй. Как бы накладочка не случилась.
– Надо бы голосок его на всякий случай проверить. Авось не испортился со вчерашнего дня.
Цимбаларь сунул руку в карман и, сосредоточенно морща лоб, произвёл там какие-то манипуляции. Малыш, запакованный в шикарный атласный конверт, басовито хрюкнул. Все, кто сидел поблизости, подозрительно покосились на Людочку.
От досужих расспросов её спасла своевременно распахнувшаяся дверь. Выпорхнувшая из кабинета молодая женщина не смогла сдержать своего восторга.
– Есть! – воскликнула она, чуть ли не подбрасывая ребёночка вверх. – Моя Дашенька – царица Савская!
В глубине просторного кабинета за столом, имевшим форму полумесяца, восседал волоокий мужчина с буйной чёрной шевелюрой и чувственным негритянским ртом.
Пока он рассматривал чек, предъявленный Цимбаларем, Людочка расположилась в кресле, предназначенном для клиентов. Её напарнику пришлось присесть на низенький диванчик, стоявший в сторонке.
– Каков возраст ребёнка? – первым делом поинтересовался Кульяно.
– Семь дней, – ответила Людочка, хотя ложь, как всегда, давалась ей нелегко.
– Прекрасно. Имя уже дали?
– Нет. Сначала хотели дождаться вашего решения.
– Я ничего не решаю, – веско произнёс Кульяно. – Я только перевожу ангельскую речь, которой владеют новорождённые дети, на общедоступный язык.
– Как же вы сами до сих пор ангельскую речь не забыли? – с самым наивным видом поинтересовался Цимбаларь.
– Это праздный вопрос, не имеющий никакого касательства к делу, которое привело вас сюда, – сухо ответил Кульяно.
– Я просто из любопытства, поскольку прежде увлекался лингвистикой. К тому же, если вы заметили, наш визит оплачен по двойному тарифу.
– Сейчас многие так делают. – В голосе Кульяно послышалось лёгкое раздражение. – А что касается лингвистики, можете быть спокойны. Ангельский язык не поддаётся анализу и расшифровке, точно так же, как существование ангелов недоступно объяснению с позиций здравого смысла… Почему ребёнок молчит?
– Спит, – незаметно подмигнув напарнику, ответила Людочка. – Умаялся… Сейчас разбужу.
Едва она откинула уголок конверта и дунула в красное детское личико, как раздался богатырский рёв, достойный души Ахилла или Ильи Муромца. Цимбаларь с довольным видом убрал руку из кармана.