– Я, конечно, прошу прощения, что оторвал вас от столь приятного времяпрепровождения, но дело не терпит отлагательств. – Кондаков издали продемонстрировал своё удостоверение. – Хочу задать вам несколько вопросов по поводу недавнего взрыва, случившегося приблизительно на этом месте.

Рыбаки дружно приняли позицию, суть которой выражается поговоркой «моя хата с краю». Одни в тот день якобы вообще не подходили к морю, а другие хотя и слышали взрыв краем уха, но в ту сторону даже не обернулись – очень уж хороший клёв был.

– Есть информация, что несколько лодок от ударной волны даже перевернулись, – напомнил Кондаков.

– Так это те, которые назад с уловом возвращались. Тимоха Зыль и Пашка Пегас. Но и они толком ничего не видели. Гребут-то, папаша, спиной к берегу. После того, как рвануло, их волна сразу и накрыла. А когда они выплыли, уже и дым развеялся. Но ни единой живой души поблизости не было. Это гарантированно.

– А не наблюдалось ли перед взрывом каких-нибудь странных явлений? – поинтересовался Кондаков. – Допустим, миражей или световых вспышек.

– Ничего определённого сказать не можем, – отвечали рыбаки. – Погода стояла дрянная, примерно как сейчас. Только что дождя не было. А вспышки здесь дело обычное. Ремонтники, которые береговые сооружения обслуживают, фальшфейеры зажигают. Вояки, случается, ракеты пускают. Вокруг маяки. Да и молодежь иллюминацию наводит. То петарду взорвут, то ещё что-нибудь.

– Да, обстановочка у вас сложная… Это что такое? – Кондаков указал на развалины.

– Раньше, говорят, пристань была, – объяснили рыбаки, уже проникшиеся к Кондакову некоторой симпатией. – Её ещё в тридцатые годы разобрали. Хотели новую поставить, но война помешала. Так и забросили. Зато рыба поблизости водится, ничего не скажешь… Хочешь, поехали с нами. Лишняя удочка всегда найдётся. Потом ушицу сварим.

– Я бы с превеликим удовольствием, да дела не позволяют, – развёл руками Кондаков. – И без того много времени потерял. Всю ночь в поезде трясся, а результата никакого. Начальство загрызет… А может, есть смысл допросить Пашку и Тимоху?

– Сегодня, папаша, не получится. Опоздал маленько. Пашка сам из мореманов, вчера в рейс ушёл на сухогрузе. А Тимоха на поминках тётки упился, бревном лежит. Раньше субботы не оклемается.

– И что в том взрыве необыкновенного было, если даже Москва гонцов посылает? – осведомился рыбак, подплывший к берегу ближе других.

Кондаков, мгновенно почуявший, что это далеко не праздный вопрос, завёл, можно сказать, интимный разговор.

– Тебя как зовут? – спросил он первым делом.

– Зови как все, Гришаней.

– Так вот, Гришаня, этот взрыв интересует компетентные органы потому, что здравому объяснению не подлежит. В природе на всё есть своя причина, а здесь – накося, выкуси. Это не моё личное мнение, а заключение специалистов. – Он ткнул пальцем в хмурое небо, словно бы одним из этих специалистов был сам господь бог.

– Ваши специалисты обо всём привыкли судить, не выходя из кабинетов… – возразил рыбак Гришаня. – А здесь с войны донных мин тьма-тьмущая осталась. И наши ставили, и немцы, и финны. Одну из них штормом могло на берег выкатить и песочком присыпать. Потом она сама по себе и бухнула. У меня буквально в тот же день похожий случай был. Отплыл я подальше от берега, аж до самого фарватера, где бакены стоят. Там ловить с лодок запрещается, потому что большие корабли всё время ходят. Но я решил рискнуть, тем более что время раннее было… Вот в полукилометре от меня ни с того ни с сего и рвануло. Лодку тряхнуло знатно. Столб воды взлетел, наверное, выше Казанского собора. Хорошо ещё, что в тот момент ни единое судно фарватером не шло. Спустя пять минут чайки налетели, давай оглушённую рыбу хватать. А я себе думаю: нет, здесь сегодня рыбалки не будет. И давай обратно грести.

– Когда это случилось? – Кондаков, как говорится, весь обратился в слух.

– Дайте подумать. – Гришаня стал поочерёдно загибать пальцы на правой руке. – Здесь этот взрыв был где-то ближе к полудню. А там – в семь утра. Разница в пять часов.

– Точное место взрыва можешь показать?

– Точное нет, а приблизительное покажу… Было это примерно на траверзе церкви Успения Богородицы. В хорошую погоду на горизонте её маковка видна… Жаль, что я номер ближайшего бакена не запомнил.

– Сами бакены не пострадали?

– Да что с ними сделается? Железные бочки. На мёртвом якоре стоят. Как говорится, ни нашим, ни вашим.

– Что-то проясняться стало, – заметил один из рыбаков. – Сейчас, наверное, и солнышко выглянет.

– Какое тебе солнышко! – осерчали его приятели. – Ты на небо, дурак, глянь. Тучи пушкой не прошибёшь.

– Вы зенки свои протрите, – стоял на своём отщепенец. – Вон как распогодилось.

И действительно, какой-то неестественный, тревожный свет разливался повсюду. Гребешки волн вспыхивали, словно чешуйки идущих на нерест зеркальных карпов. У всех вертикально стоящих предметов возникли тени, хоть и не такие густые, как от солнца.

– Назад! – заорал Кондаков, заячьими прыжками бросаясь прочь от развалин пристани. – Гребите назад!

Он удирал во все лопатки, а длинная тень неслась далеко впереди хозяина. Чувство долга заставляло Кондакова постоянно озираться, и момент взрыва он не упустил.

Огненный пузырь, слепя глаза, вспучился на берегу, затем по ушам стеганул грохот. У Кондакова создалось впечатление, будто ему дали под зад пинка, да такого, что он, словно птица, воспарил к небесам.

Лететь в общем-то было не страшно, но очень скоро проклятая гравитация потянула вниз. А уж земля встретила Кондакова не ласково. Дескать, рождённый ходить порхать не должен… Бац!

Глава 6 Шведский стол

Спустя сутки вся опергруппа собралась в гостиничном полулюксе, накануне предусмотрительно снятом Кондаковым.

Сам он в пижаме, бинтах и нашлёпках возлежал поверх атласного одеяла. Людочка с ложечки поила его ландышевой настойкой. Цимбаларь и Ваня коротали время за пивом.

Кондаков слабым голосом рассказывал о своих подвигах, которые больше походили на злоключения:

– …И вот тогда, ребята, я хлебнул лиха. Так летать мне не приходилось даже под Кандагаром, когда наша разведывательная группа попала под обстрел собственной артиллерии. Я потом, когда в себя пришёл, замерил расстояние между своим последним шагом и местом приземления. Выше рекорда мира, установленного американским прыгуном Бобом Бимоном. Вот так-то!

Цимбаларь, как всегда с оттенком иронии, произнёс:

– Чтобы зарегистрировать твой рекорд на официальном уровне, в олимпийскую программу придётся включить новый вид спорта – прыжки в длину с ракетным ускорителем в заднице.

– Посмейся, посмейся. – Кондаков одарил его испепеляющим взором. – Тебе после кислой капусты со свиными ножками и ускоритель не потребуется… А у меня, между прочим, сотрясение внутренностей со смещением желудка. По этой причине открылся зверский аппетит, что людям моего возраста категорически противопоказано. Если меня взрыв пощадил, то обжорство обязательно доконает.