Его собственные дела между тем складывались хуже некуда. Распроклятый демон невезения, казалось, уже выпорхнувший в форточку, вновь реял поблизости. Желанная добыча, свалившаяся ему прямо на голову, теперь ускользала из рук. Стенка, единым духом сложившаяся из кучи бесспорных, непротиворечивых фактов, стенка, к которой он собирался прижать этого самого загадочного Льва, теперь таяла, словно снежный ком под ярким солнцем.
А больше всего раздражало то, что он никак не мог раскусить задержанного. Что за птица этот Адаскин? Опустившийся люмпик, из-за грошовой наживы готовый на любой неблаговидный поступок, или хладнокровный делец, способный при необходимости прикинуться кем угодно? Во всяком случае, его реальный облик разительно контрастировал с теми представлениями, которые создались у членов опергруппы после многообещающего телефонного разговора.
Поразмыслив, Цимбаларь решил продолжить допрос, но уже совсем в другом ключе.
– Ну всё, погорячились и хватит, – произнёс он примирительным тоном. – Теперь поговорим спокойно.
– Наговорились уже. – В ожидании новых неприятных сюрпризов Адаскин сжался на своём стуле в комок.
– Да вы расслабьтесь, – посоветовал Цимбаларь. – Отдышитесь, водички попейте.
– А закурить можно? – глядя исподлобья, поинтересовался Адаскин.
– Язвенникам это не вредно?
– В моём положении нет. Никотин снимает стресс.
– Ладно, курите, – милостиво разрешил Цимбаларь.
– Я бы рад, да нечего, – развёл руками Адаскин. – При обыске всё отобрали, даже шнурки.
Цимбаларь выложил на стол пачку собственных сигарет, и уже после первой затяжки разговор как-то сразу принял доверительный характер. Недаром ведь, наверное, говорят: женщина откровенна в постели, а мужчина в курилке.
Продолжая придерживаться версии о том, что Адаскин и анонимный Лев одно и то же лицо, Цимбаларь спросил:
– Вы действительно знали Рудольфа Павловича?
– Конечно, – ответил Адаскин. – Только, по-моему, он не Павлович, а Викторович.
Пропустив это уточнение мимо ушей, Цимбаларь продолжал:
– Когда вы видели его в последний раз? Точная дата не обязательна, назовите хотя бы год.
– Я могу и точно. Позавчера мы с ним виделись. Возле подъезда. Он у меня ещё пятьдесят рублей попросил. А я говорю: «Отдашь прошлые долги, тогда и приходи».
– О ком вы сейчас рассказываете?
– О соседе своём, Рудольфе Викторовиче Пухначёве, инвалиде третьей группы.
– Иных Рудольфов вы, следовательно, не знаете?
– Иных не знаю. Имя уж больно редкое. Зато я одну Руфину знаю! – просиял Адаскин. – Правда, отчество запамятовал. Но что не Павловна, это точно.
Опять в душу Цимбаларя стало закрадываться подозрение, что задержанный просто-напросто издевается над ним. Причём издевается изощрённо.
Всеми силами сдерживая бешенство, подспудно зарождавшееся в самых тёмных закоулках его натуры, Цимбаларь попробовал сформулировать вопрос иначе:
– Короче говоря, к некоему Рудольфу Павловичу, которому в конце апреля оторвало голову, вы никакого отношения не имеете?
– Упаси боже! – Адаскин даже поперхнулся дымом. – Страсти-то какие.
– В котором часу вас забрали?
– Около трёх. В протоколе всё указано.
– Я с вами разговариваю, а не с протоколом, – веско произнёс Цимбаларь. – Где вы были до этого?
– Обедал. В закусочной «Медуза». Меня там все знают, можете поинтересоваться.
Цимбаларь чуть зубами не заскрежетал, однако сдержался.
– Где вы были до этого, начиная с самого утра? – повторил он. – Понимаете?
– Прекрасно понимаю. За городом.
– Где конкретно?
– Сначала в Баковку заехал, поговорил с кем надо. А потом меня в Красногорск отправили, за товаром.
– И всё на мотоцикле?
– Зачем же, для таких случаев у меня и машина имеется, – не без гордости сообщил Адаскин. – «Форд-эскорт» девяносто пятого года.
Похоже, всё опять сходилось, и это уже напоминало кошмарный сон, в котором самая энергичная погоня на самом деле оборачивается бегом на месте.
– Вы действительно разбираетесь в радиотехнике? – спросил Цимбаларь.
– Хвалиться не буду, но даже если сравнивать со специалистами нового поколения, любого из них заткну за пояс, – Адаскин приосанился, – родись я где-нибудь в цивилизованной стране, из меня, вполне возможно, вырос бы второй Маркони.
– Или второй Аль-Капоне… – не сдержался Цимбаларь. – Вы могли бы оборудовать свой телефон устройством, защищающим его от любого постороннего контроля?
– Запросто! И не только свой, но и ваш. Причём почти задаром.
– И часто вы так делаете?
– Когда надо, тогда и делаю. Закон это, между прочим, не запрещает.
– Находясь сегодня утром за городом, вы разговаривали с кем-нибудь по телефону?
– А то как же!
– Вы разговаривали с женщиной?
– И с женщиной тоже.
– О чём?
– Моей интимной жизни прошу не касаться.
На этом терпение Цимбаларя иссякло. Побагровев, он выдал в свойственной для себя манере:
– Если я сорвусь, то у тебя, старый козёл, интимной жизни уже больше никогда не будет!
Почуяв, что сейчас и в самом деле может случиться непоправимое, Адаскин торопливо доложил:
– Мы о встрече договаривались. Я сегодня вечерком подойти к ней обещался.
– Номер телефона вашей пассии?
– На память не знаю. В записной книжке имеется. С припиской «Алла».
Почуяв слабинку, Цимбаларь попёр на задержанного рогом.
– В последний раз спрашиваю: вы были в кафе «Ротонда»?
– Никогда! Даже и не знаю, где это.
– Про обезглавленный труп слыхали?
– Только в детстве, от бабушки, когда она мне Майн Рида читала.
– Сюда смотрите! – Цимбаларь сунул портреты «мотоциклистов» Адаскину под нос.
– Смотрю! Что дальше?
– Кого-нибудь из этих людей вы встречали раньше?
– Может, и встречал. Только у меня память на лица плохая. Я любого человека только после третьей или четвёртой встречи запоминаю.
– Меня с первой встречи запомните! А сейчас предлагаю приглядеться повнимательней. На этих портретах изображены вы и ваш напарник.
– Отродясь с напарниками не связывался. Я по натуре единоличник… Погодите, погодите, – Адаскин схватил со стола лупу, оставленную Пуркисом, – вот этот слева похож на моего бывшего начальника Аслана Акимовича Башилова. Глаза в точности его, а вот носик немного подкачал… У Аслана Акимовича носик прямой, а здесь уточкой.