– Откуда ты знаешь? – все еще недоверчиво спросил Андреас.
– Мне рассказала одна сестра милосердия. Сейчас она в действующей армии.
– Да, жаль… – вздохнул Андреас. – Возможно, через нее можно было бы достать медицинские халаты. Если это автомобиль Красного Креста, халаты лучше всего подошли бы нам.
– Она никогда не стала бы вам помогать.
– О, понимаю… Patriotismus… да, это заслуживает уважения.
– Нам сейчас нужен не патриот, нам, наоборот, нужен… – Марина замялась, потому что не могла вспомнить, как по-немецки будет «предатель».
– Ein Verr?ter, – пришел на помощь Андреас. – Да, это так, увы! Нам нужен ein Verr?ter, предатель! Только где его взять? Думаю, в России их не так уж много. К счастью для России и к несчастью для нас.
– Погоди-ка… – Марина потерла лоб. – Я кое-что вспомнила. Эта сестра милосердия очень ругала одного врача. Кажется, его фамилия Ждановский. Она говорила, что он гениальный хирург, что нет операции, в которой он не преуспел бы, однако он не патриот, он желает поражения России, и если бы его отправили на фронт, он непременно перешел бы на сторону врага. Вот мы и нашли… Verr?ter’а, – удовлетворенно хлопнула она в ладоши. – Я постараюсь встретиться с ним. Вдруг он и в самом деле поможет?
– А что, если здесь не только гараж, а склад, где хранится форма, запасы обмундирования, оружия? – предположил Андреас.
– Ничего там нет, кроме запасной резины, – фыркнула Марина. – Да и та порезана.
– Что? – удивленно спросил Андреас. – Откуда тебе известно?
– Оттуда! – ухмыльнулась Марина. – Однажды моя служанка Сяо-лю…
– Kleine Chinesin, маленькая китаянка, – кивнул Андреас.
– Да, она однажды полезла на эту горку и провалилась. Оказывается, на крыше сарая проломилась доска. А Сяо-лю, как и многие китайцы, обладает редким свойством – она видит в темноте.
– О, ja, ja, знаю, никталопия, – закивал Андреас.
– Сяо-лю разглядела в темноте гаража несколько запасных колес и шин для автомобиля. А нам очень был нужен материал для подшивки обуви. Она рассказала мне о своей находке, и на другую ночь мы пришли сюда вместе – с заступом, веревкой и свечкой, потому что я не умею видеть в темноте. Мы спустились в гараж и выломали другую доску, только не на крыше, а в стене, чтобы удобнее было туда забираться. Потом разрыли землю. Наш лаз замаскирован вон тем кустом. Если не знать, где он находится, никогда в жизни ничего не найдешь! С тех пор иногда мы приходим сюда и отрезаем кусок-другой от автомобильной шины. Потом мы идем к сапожнику-китайцу, который никогда не задает лишних вопросов. Вчера я потеряла подметку, поэтому сегодня…
Андреас не дал ей договорить, схватил в объятия и захохотал:
– Какое счастье, что вчера ты потеряла подметку! Какое счастье, что пришла сюда! Какое счастье, что мы наконец встретились! Два раза я упустил эту возможность, но на третий мне повезло!
– Два раза? – удивилась Марина. – Ну, в первый раз, когда убил каторжника. А во второй?
– Во второй раз сегодня, – усмехнулся Андреас. – Ты слушала музыку в кафе. А я смотрел на тебя.
Марина невольно открыла рот.
Тот мужчина в офицерском кителе, который под прикрытием портьер разговаривал с Мартином! Темные глаза, точеные черты, твердый очерк губ… Это был он! Андреас!
– Неправда! – горячо воскликнула она. – Ты разговаривал с Мартином и даже не взглянул на меня!
– Ого! – всплеснул он руками изумленно. – Значит, ты умудрилась меня увидеть. Я был неосторожен… Но зато потом, когда я стоял под лестницей и ждал Мартина, ты пробежала мимо, не заметив меня. Так что мы равны… Нет, как это по-русски?
– Квиты, – подсказала Марина.
– Ja, ja, – кивнул он, по своему обыкновению, и взглянул на небо, которое уже начинало слегка светлеть на востоке. – Мне пора, Марина.
– Еще нет! – воскликнула она и снова припала к его губам.
* * *
– Да что ты тут корчишь из себя? Крыса тыловая! Ишь, рожу нажрал! Все вы горазды языками молотить, а когда придется кровь проливать, так тебя, что ль, в рясе твоей, пошлют на пулеметы? Нет, нас – со свиным рылом, в лаптях-онучах! Да пошел бы ты отсюда! Молодку лучше приведите в юбках-перьях, пускай молодка ногами сучит, а не ферт поганый!
И, словно этих слов еще было мало, Егоров схватил миску, стоявшую на тумбочке, и принялся колотить в нее ложкой.
Кто-то из раненых захохотал. Кто-то попытался осадить разбушевавшегося наглеца. Кто-то заорал дурным голосом:
– Давай юбки-перья! А ентово вон, в окопы! Вшей кормить!
Вознесенский повернулся и быстро вышел из палаты.
У Саши застучало в висках от ужаса. Она знала, знала, знала, что так будет, именно так! Она это чувствовала с первой минуты!
Настроение у раненых нынче с утра было преотвратное. Да, такие дни выпадали, когда вся палата оказывалась словно бы заражена неким ползучим грибком или смертоносным вирусом. Раненые матерно бранились, даже не стесняясь присутствия сестер, отказывались от еды, бранили на чем свет стоит госпитального повара, хотя велика ли премудрость – приготовить на обед гречневую кашу с молоком… Если честно, на взгляд Саши, большей гадости, чем гречка с молоком, невозможно вообразить, разве что еще окрошка числилась в том списке мерзкой еды, которой она никогда и ни за что не взяла бы в рот. Но раненые-то ели все это с удовольствием! И третьего дня, когда была точно такая каша, они чуть ли не вылизывали свои миски! А нынче с утра… может, клопы их покусали, какие-нибудь особенные клопы, зараженные бешенством? Но в том-то и дело, что никаких клопов в лазарете не было! Ни клопов, ни тараканов, ни крыс, ни мышей – за этим следили так же, как следят в войсках за проникновением вражеских лазутчиков.