Андрей должен был умереть еще в двадцать восьмом, когда он, четырнадцатилетний подросток, ничего не знающий о своем врожденном даре нефалима, вместе с родителями-кулаками попал под коллективизацию. Мать и отец были людьми… Его же не смогла убить даже пуля, выпущенная в затылок. Обычно после таких ранений не выживают даже дархи — повреждение центральной нервной системы, разрушение головного мозга. Тело дарха неимоверно живуче, но всему есть предел. Как потом объяснила Дайлана, нашедшая мальчика и ставшая его приемной теткой, яма, в которую он упал после выстрела, была переполнена энергией, покидающей остывающие тела родителей и еще трех десятков «врагов народа». И его тело нефалима, не желая сдаваться так просто, инстинктивно впитало в себя эту энергию, затягивая смертельную рану и давая мальчику второй шанс.
Он должен был погибнуть в сорок втором. Тогда он, уже принявший Отречение и умирающий на поле боя от банального для дарха ранения в грудь, вдруг увидел над собой перепуганное личико молодой восемнадцатилетней санитарки Вари, девушки довольно ветреной, но не раз дававшей понять, что у нее есть серьезные намерения по отношению к нему. Она кричала что-то, плакала, пыталась перекрыть рану, из которой хлестала темная, почти черная, как казалось ему, кровь, даже тащила куда-то. А потом вдруг вздрогнула, посмотрела на него особенно растерянно и упала, прижимаясь щекой к его окровавленной груди. И он почувствовал, как его тело снова принимает жизнь, ее жизнь, текущую из огромной рваной раны на спине девушки, оставленной осколком разорвавшегося рядом снаряда. Он не хотел этой жертвы. Он не хотел жертвы ни от кого, а уж от Вари, такой юной и жизнерадостной, тем более. Но его тело было иного мнения, и обряд Отречения, проведенный им, попросту игнорировало. Выживаемость у дархов всегда была на первом месте, желали они того или нет. Их природа решала за них. В тот миг Андрей окончательно возненавидел свою Суть и того, кто даровал ее дарху, ибо не мог больше любить Его, дающего и отбирающего жизнь по каким-то своим, извращенным принципам.
Он должен был погибнуть в шестьдесят восьмом, в автомобильной катастрофе, унесшей жизни его жены, дочери с ее тестем и двух маленьких внучек. Все их жизни, смешанные с болью и отчаянием, вновь были испиты его ненасытным телом, и врачи еще долго удивлялись потом, почему на Андрее нет ни единой царапины. Говорили, что он настоящий счастливчик, а дарх не хотел жить, посылая проклятия в адрес Создателя, не позволяющего ему уйти вслед за семьей. Нефалим даже приготовил серебряную пулю, собираясь, раз и навсегда покончить с игрой, затеянной против него Творцом. Но так и не воспользовался ею. К его несчастью, Андрей знал, что последует за его самоубийством. Ад существовал. Ад, созданный Творцом и не имеющий ничего общего с Тьмой. Ледяной ад, затягивающий порочную душу и очищающий ее посредством выжигания грязи и мерзости людских пороков, делая ее беленькой и чистенькой, как сахар рафинад, ибо только такая душа могла стать частицей Света. Частью Творца, столь же ненасытного, как тело дарха. Андрей знал, что самоубийство обеспечит ему Холод на долгие тысячелетия.
И был слишком разумен, дабы совершить подобную глупость.
Андрей должен был погибнуть вчера от пуль подис, он должен был погибнуть сегодня. Его время было на исходе. Судьба давала понять, что дарх давно живет взаймы, но все же живет, ибо в его существовании, как и в существовании каждой земной твари, заложена некая цель. И вот колдун, отрекшийся от своего врожденного дара, возненавидевший однажды несправедливость Создателя, вновь встал на его сторону, пытаясь уберечь Его Творение от Тьмы.
В Убежище Андрей решил не соваться. Если Борис с Дайланой мертвы, значит, почти наверняка отступники заполучили-таки наконец столь тщательно оберегаемый «Глаз Мира», и теперь даже самый темный дарх может, надев амулет, спокойно находиться рядом с Потоком. И, естественно, использовать свою магию. Если это действительно так, в первую очередь засаду на Андрея устроят именно там, ожидая, что после побега он ринется в Убежище. Значит, надо быть чуточку хитрее. Да и зачем ему в Убежище? Все мертвы. Сквозь Бледную Границу Потока ему путь никто не откроет, а все, что нужно, у него уже есть.
Приготовления к атаке заняли некоторое время. Андрей не знал, кто и в каком количестве будет ожидать его по ту сторону рунных врат, и на всякий случай решил перестраховаться. Вполне возможно, что там его ожидает пара неприятных сюрпризов, а значит, нужно оказаться проворнее, чем отступники. Это сложно. Первые несколько секунд после «Шага света» колдун будет совершенно беспомощен и не сможет ответить на возможный удар. В одно мгновение быть раздавленным магией Древних Андрей не желал. Вот и решил перестраховаться.
На сложный заговор у него не было ни сил, ни энергии, но сложный заговор ему и не требовался. Для начала он отыскал мертвое дерево, что было не сложно. Недалеко от города росла тополиная аллея, давно забытая и заброшенная. Некоторые деревья еще пытались цепляться за жизнь, но большинство давно высохли, отдав жизнь Творению и теперь медленно превращаясь в труху. Отломав от ближайшего тополя длинную, в его рост, ветку, Андрей освободил ее от сучьев. Затем еще раз внимательно проверил, принюхиваясь, словно собака, и убеждаясь, что дерево действительно мертво. Живая древесина в руках опытного дарха могла действовать значительно эффективнее, но разве Андрей был опытным дархом? Опасаясь, что его заклинание, смешавшись с энергией Творения, заключенной в живой древесине, в самый ответственный момент даст сбой, колдун решил действовать наверняка. Удостоверившись, что отломанная им палка давно опустошена, он спокойно принялся за заговор. Процесс занял не более десяти минут. Андрей шептал руны, вкладывая в слова крупицы своей энергии, и на сухой поверхности ветви проявлялись заковыристые письмена, выжженные властью его Слова. Именно так создавалось большинство амулетов, боевых и защитных, несущих в себе энергию и способных отдать ее по первому же требованию владельца. Древний вложил бы в ветвь нечто неимоверно могучее, раз уж принялся за подобную работу, и в итоге мертвое дерево содержало бы в себе одну, а то и несколько человеческих жизней, сплетенных в единое сложное заклинание. Андрей удовлетворился заклинанием попроще, не требующим таких больших затрат. Дело было даже не в людях, чью энергию он мог бы использовать для заговора. Просто время уж слишком поджимало, а сплести что-то действительно стоящее он пока не мог. Так зачем же убивать невинных? Наконец его «пропуск» на вечеринку Антуана был готов. Ветвь, лишенную сучьев и покрытую свежевыжженными рунами, а оттого похожую на настоящий посох мага, Андрей взял в левую руку. Правая уже сжимала снятый с предохранителя, начиненный серебром автомат, готовый стать хорошим подспорьем в предстоящей схватке. На поясе болтался меч, но Андрей не питал на свой счет особых иллюзий и в том, что успеет использовать его по назначению, уверен не был. Скорее всего его остановят гораздо раньше и превратят вместе с его смехотворным арсеналом в горстку пепла, но попробовать стоило. Не зря же все эти годы судьба давала ему второй шанс. Второй, третий, четвертый… Теперь, когда все были мертвы, а воин Силиорда так и не пришел, он стал последним, кто еще мог сделать что-то для этого обреченного Творения. И должен был оправдать жизнь Даниила, отданную ради него. Как и жизни его родителей, медсестры Вари, всей его семьи — каждого, кто умер, чтобы Андрей в итоге дожил до этого дня. Еще какое-то время он потратил, пытаясь вспомнить, не забыл ли чего, но в голову лезла всякая героическая чушь о спасении человечества, поэтому, решив не терять больше время, колдун поправил висящий на поясе меч, покрепче сжал посох и, закрыв глаза, неспешно сформировал заклинание перемещения, осторожно вплетая в него руну, прочитанную на бумажке, отобранной у убитого им колдуна.