Обстрел с земли начался в тот момент, когда пилот «мессершмитта» запрашивал разрешение на посадку. Это случилось настолько неожиданно, что летчик не успел выполнить противозенитный маневр. Машину резко тряхнуло раз, другой.
— Разбита рация, повреждения крыльев, задеты элероны, — доложил пилот гауптман Рейч.
Самолет накренился и по диагонали пошел вниз. С этой высоты уже было видно, что в Цоссене идет бой с подкравшимися под покровом леса передовыми частями русских.
— Что делать, оберштурмбаннфюрер? — обратился к фон Хеппу командир экипажа.
— Сесть сумеете? — Стиснув зубы, фон Хепп наблюдал за схваткой на внешней охранной линии.
— Парашюты надежнее…
— Парашюты? — сморщился фон Хепп. — В лапы к русским? На посадку!
— До аэродрома точно не дотяну. За лесом, на луг попробую…
Фон Хепп хотел было бросить резкое замечание, но Мерц положил ладонь на его рукав:
— Эберхард, пилоту виднее… «Майбах II» еще не захвачен, и вряд ли это быстро у них получится.
Покалеченная машина снижалась рывками. Чудом (обязанным изумительному мастерству) гауптман Рейч избежал падения на лес и приземлил, вернее — уронил «мессершмитт» у озера на лугу. Распахивая землю, самолет ткнулся носом в воду и замер.
У Мерца был рассечен лоб, фон Хепп поранил руку, один из летчиков оказался серьезно травмирован. Но остальные члены экипажа и эсэсовцы из группы сопровождения почти не пострадали.
Из бесполезной металлической оболочки, еще недавно бывшей самолетом, они выбрались в промозглый апрельский вечер. Стрельба понемногу стихала, но велась по-прежнему достаточно интенсивно.
— В Майбах, — приказал фон Хепп.
Невдалеке от внешнего кольца обороны, куда они добрались минут через сорок, их остановил патруль во главе с майором. Фон Хепп предъявил документы и потребовал доложить обстановку.
— Атака русских отражена, оберштурмбаннфюрер, — вытянулся майор. — Однако руководство во главе с генерал-фельдмаршалом Кейтелем и генерал-полковником Йодлем срочно эвакуировано в Берлин по приказу фюрера.
— А штандартенфюрер Хольц?
— Мне он неизвестен, оберштурмбаннфюрер, — растерялся майор.
— Ладно… Кто же теперь командует «Цеппелином»?
— Генерал Штумп.
— Отлично. К нему и отправимся.
Генерал Штумп, по виду типичный штабной сиделец, выглядел раздавленным внезапно свалившейся на него ответственностью. Он отвечал на вопросы так, словно находился частично в потустороннем мире, но сумел толково поведать об отбытии штандартенфюрера Хольца в имперскую канцелярию со всеми имевшимися при нем бумагами.
Фон Хепп кратко посовещался с Мерцем. Очевидно, естественным выходом было связаться с имперской канцелярией, с Хольцем, и от имени Гиммлера приказать ему уничтожить документы. Но Штумп разочаровал фон Хеппа:
— Связи с Берлином нет, оберштурмбаннфюрер…
— Как нет?!
— Русские взорвали кабельную подстанцию.
— А обычный телефон?
— Все, все уничтожено…
— Черт! — выругался фон Хепп. Ситуация и статус личного представителя Гиммлера позволяли оберштурмбан-нфюреру говорить со Штумпом в независимом тоне. — Хорошо, мы летим в Берлин. Какие самолеты имеются в вашем распоряжении?
— У нас были «Юнкерсы-390», но их использовали для эвакуации…
— Что же осталось?
— «Физелер-Шторх».
— «Физелер-Шторх»?! Одноместная каракатица! Впрочем…
Фон Хепп повернулся к Мерцу:
— Мы летим, Генрих. Пилотировать буду я, а вы уместитесь в кабине как-нибудь. До берлинского аэродрома Гатов всего тридцать километров, потерпите… Мои люди остаются в вашем распоряжении, генерал Штумп.
В крохотной кабине Генриху пришлось скрючиться в три погибели, мешая фон Хеппу управлять самолетом. Несмотря на неудобства, взлет прошел нормально, а на подлете к Гатову оберштурмбаннфюрер по радио удостоверился в том, что аэродром все еще в руках войск СС.
Приземлились они благополучно. К близкой канонаде фон Хепп и Мерц уже начали привыкать. Из кабинета коменданта аэродрома они могли попытаться связаться с Хольцем, но Мерц сказал:
— К чему, Эберхард? Мы в паре километров от имперской канцелярии. Мне жаль терять эти бумаги, особенно расчеты — ведь все придется пересчитывать заново… Попросим коменданта предоставить машину и…
Единственной свободной машиной оказался старый грузовичок. Поездка по улицам Берлина напоминала нисхождение в ад. Русские бомбили без перерыва, обстреливали город из тяжелых орудий. К тому же стемнело, левая фара грузовика не работала, и фон Хепп поминутно опасался угодить в воронку.
Здание новой имперской канцелярии, построенное в тысяча девятьсот тридцать девятом году и занимавшее целый квартал невдалеке от Бранденбургских ворот, теперь выглядело удручающе. В тусклом свете (половина прожекторов была разбита) Мерц с унынием разглядывал выбоины на шведском мраморе облицовки высоких порталов, обрушившиеся колонны, выбитые стекла. Фюрер со своим окружением давно переселился в бункер, отделенный от поверхности четырнадцатью метрами земли и бетона (толщина только бетона составляла восемь метров). В наземном здании нес службу лишь охранный батальон Гитлера.
После придирчивой — тройной! — проверки документов фон Хеппа и Мерца провели по лестнице в переоборудованное под кабинет бомбоубежище, где их с немалым удивлением встретил штандартенфюрер Хольц.
— Вот не думал увидеть вас, господа, — произнес он, пожимая обоим руки. — Я полагал, что после нашего бегства из Майбаха вы сочтете естественным драпануть к Деницу…
Фон Хеппа перекосило от его тона, а Мерц сухо сказал:
— Мне нужны документы, штандартенфюрер.
— Разумеется, разумеется… Однако я получил личный приказ рейхсфюрера уничтожить их…
— Но они еще целы? — взволнованно перебил Мерц.
— Да, — с усмешкой кивнул Хольц. — Но не считаете же вы, что я нарушу приказ рейхсфюрера?!
— От имени рейхсфюрера я отменяю этот приказ, — проговорил фон Хепп с прусской солдафонской интонацией.
— Отменить распоряжение рейхсфюрера может только он сам, — высокомерно возразил Хольц, — или фюрер. Но фюреру, конечно, не до вас и не до ваших бумаг. Он читал их в Майбахе, просил передать вам благодарность и восхищение, однако сейчас…
— Вам не поздоровится, Хольц, — с тихой угрозой проскрипел фон Хепп.
— Скоро нам всем не поздоровится, — радушно улыбнулся штандартенфюрер в ответ. — Единственное, что я могу сделать, господа, — это попробовать связаться с рейх-сфюрером в Любеке и доложить ему о ваших требованиях.