— Хорошо, — прошептал он. — Хоть перед смертью увидеть соотечественника, другого, не из нас…
— Вы не умрете, — заверил Хойланд. — Сейчас принесут аптечку первой помощи, потом прибудет врач… Незнакомец с усилием покачал головой:
— Не трудитесь. Я умираю, это конец… Внутри все перебито… Они нашли меня, они не прощают…
— Кто?
Губы раненого тронула слабая улыбка.
— Вы не поймете, да и зачем вам…
— Но кто вы, откуда? — вырвалось у Хойланд а.
— Беглец из прошлого, — ответил умирающий с горькой усмешкой. — Я вырвался из тысяча девятьсот… шестьдесят второго года, чтобы умереть на свежем воздухе…
«Он бредит, — подумал Хойланд, — это очевидный бред. Или… может быть, с шестьдесят второго года его держали в заточении, в какой-то тюрьме? Это объяснило бы и его странную одежду, и его изможденный вид… Но… столько лет?!»
Краем глаза Хойланд заметил Джейн, сбегавшую по трапу на берег с аптечкой в руках. В этот момент раненый заговорил снова:
— Никто не может остаться в здравом уме… Там…
— Где? Скажите же где?! И кто такие эти ОНИ?
— Дамеон…
— Что?! Кто вы? Откуда вы узнали о Дамеоне? Вместо ответа умирающий поднял руку, расстегнул комбинезон, сорвал с шеи и протянул Хойланду что-то вроде кулона — причудливую морскую раковину на простой грубой нитке.
— У меня уже нет времени на объяснения, — выдохнул он. — Возьмите это… Если мне повезло и вы посланы Богом, вы найдете путь… Но нет, забудьте… Все… Я был атеистом, но дайте мне последнюю минуту… Я буду говорить с небесным Отцом… Кто знает…
Раненый впал в забытье. Подоспела Джейн; Хойланд раскрыл аптечку, распечатал обойму заряженных шприцев с антишоковым препаратом.
— Не надо, — тихо сказала Джейн.
Еще не посмотрев на нее, Хойланд все понял. Джейн держала незнакомца за руку, потом опустила его запястье. Рука мертвеца бессильно упала.
— Он говорил что-нибудь? — спросила Джейн.
— Одно значимое слово.
— Какое?
— Дамеон.
1962 год, октябрь
«По мнению Теда Соренсена, хотя формально блокада Кубы является актом войны, она представляется более ограниченной, низшего разряда военной акцией, чем воздушный удар. В то же время морское столкновение в Карибском море, непосредственно у наших берегов, было бы наиболее благоприятной военной конфронтацией, какую могли иметь США, если бы она стала необходимой…»
Глеб Гордин выключил магнитофон. Записанная накануне радиопередача из Майами умолкла, тараторящий по-английски диктор захлебнулся на полуслове. Замполит, капитан-лейтенант Чернавский, неодобрительно покачал головой. В глубине души ему претило прослушивание американских радиостанций, хотя такова была прямая директива Москвы, имеющая целью создать все условия для выполнения предстоящего задания.
Новейший секретный подводный атомный ракетоносец «Знамя Октября» (надводное водоизмещение — семь тысяч тонн, максимальная глубина погружения — шестьсот метров, максимальная скорость хода — сорок пять узлов) бесшумно двигался в темных атлантических водах в ста пятидесяти километрах северо-западнее острова Сан-Сальвадор. Сейчас в его четвертом (ракетном) отсеке, способном вместить неотвратимую смерть, эквивалентную тридцати Хиросимам, не было ядерного оружия. Подводный корабль вышел из Мурманска-150 не на боевое дежурство. Он вез электронное оборудование для стартовых установок монтируемых на Кубе советских атомных ракет, способных быстро и эффективно поражать объекты на территории США. Без этой электроники радиоактивные монстры были мертвы, без нее они — просто стальные трубы, бесполезные и беспомощные.
Кроме командира корабля, капитана 1-го ранга Глеба Игнатьевича Гордина, и замполита в центральном посту находился только боцман, сидевший за рукоятками рулей. Напряжение не покидало людей с тех пор, как субмарина оказалась вблизи американских берегов. Чернавский покосился на Гордина, и снова смутное беспокойство охватило его… Нет, он был далек от подозрений — человеку, которого есть в чем подозревать, никогда не доверили бы командование таким кораблем, как «Знамя Октября», да и вообще никаким кораблем. Гордин безупречен, и все же… Химик-дозиметрист именно из команды Гордина однажды вслух высказал сомнение в построении коммунизма в СССР к восьмидесятым годам, за что схлопотал строгий выговор с занесением в учетную карточку. И это гординский инженер-механик нагло ответил очередному проверяющему на вопрос: «Кто такой Хрущев?» — «Министр сельского хозяйства». — «Почему вы так думаете?» — «А он все время говорит о кукурузе…» Скандал был страшный. Потом инженер-механик оправдывался перед Гординым и Чернавским: «А что же он меня за дурака принимает? Пускай не задает глупых вопросов!» Тем не менее тот случай, еще долго служил поводом для обсуждений на партсобраниях различного уровня.
Чернавский знал, что среди офицеров в армии и особенно на флоте довольно распространено мнение, что служить нужно России, а коммунизм и коммунисты… Что ж, поживем — увидим. И хотя он не мог определенно ответить себе на вопрос, относится ли Гордин к этой категории офицеров, инстинктивно оставался настороже. И потом, возраст Гордина… Слишком уж молод.
Размышления Чернавского о командире прервал доклад из акустической рубки:
— Центральный, акустик. Десять двадцать четыре. Цель номер двенадцать, пеленг сто два градуса.
— Классифицировать цель, — приказал командир. Полторы минуты спустя динамик ожил снова.
— Классифицирован контакт, цель номер двенадцать. Надводный корабль под турбиной, число оборотов винта — двести. Характер сигнала указывает на сухогруз типа «Одесса».
— Это они, — сказал Чернавский.
Гордин едва заметно кивнул и отдал приказ:
— Всплытие на подперископную глубину. Удифферентовать подводную лодку на ходу четыре узла с дифферентом пять градусов на корму.
Боцман чуть переместил рулевые рукоятки. Командир БЧ-5, инженер-капитан 3-го ранга Каштанов, доложил по трансляции:
— Товарищ командир, подводная лодка удифферентована на ходу четыре узла с дифферентом пять градусов на корму.
— Продуть главный балласт, кроме средней. Сжатый воздух под высоким давлением устремился в балластные цистерны. Когда исполинское тело субмарины поднялось к поверхности океана и застыло на глубине пятнадцати метров, Гордин распорядился:
— Поднять перископ. Выдвижные системы наверх. Стальные щупальца выдвижных систем вырвались на воздух из объятий океана.
— Осмотреть горизонт радиолокацией в режиме «Одно-обзор».
Гордин приник к окулярам перископа. Советский сухогруз находился совсем неподалеку, а доклад из радиолокационной рубки уточнил направление и расстояние. Вслед за тем радисты зафиксировали кодовый сигнал.