Добежав до половины пути, я понял, что это мне не удастся. Стрелки короткими, точными очередями отжимали меня от гаражей, загоняя в глухой угол, образованный выступом противоположного Пашутинскому дома.
«Все! Кранты! Теперь какой-нибудь снайпер замочит меня в две секунды!», – подумал я, затравленно озираясь. Ногу дергало пульсирующей болью, рука быстро немела. Кровь капал на талый снег, расплываясь акварельными пятнами. Прижавшись спиной к желтой, беленой стене дома, покрытой от сырости темными разводами я тяжело дышал. Хрена вам, а не Прибор! Да нет, похоже, что не хрена… Слава Богу, стрельба стихла – видимо, противник прикидывал, как лучше взять оказавшегося таким упертым мудаком телохранителя-неудачника…
И тут простая в своей гениальности мысль подсказала мне план моего спасения! Конечно, как же я сразу не додумался, нас же учили этому в «Щите»! В случае необходимости любой жилой дом легко можно пройти насквозь!
Прямо над моей головой начиналась пожарная лестница, та самая, с которой стрелял в форточку Пашутинской комнаты якобы килер три недели назад.
Я сунул пистолет в кобуру, продел ручку дипломата в брючной ремень, затянул его потуже, потом подпрыгнув, ухватился обеими руками за нижнюю перекладину лестницу, изогнулся всем телом, качнулся назад, и изо всех сил бросил себя вперед, протаранив ногами стекло в ближайшем окне первого этажа!
Орал я благим матом, не столько от боли в простреленных руке и ноге, сколько от страха – я летел вперед ногами в полную неизвестность чужого жилья, а воображение уже рисовало шкафы или тумбочки, о которые я сломаю себе позвоночник. Однако выбирать не приходилось…
Сзади запоздало ударили автоматные очереди, но я, весь в стеклянной пыли и осколках, уже приземлился на полу небольшой, уютной кухни, своротив по пути стол и пару табуреток, и все же сохранив себя, вернее, свои кости, в относительной целости. Стекла сильно посекли мне руки, на шее ниже ухо моментально вспухла огромная гематома, оставленная оконной ручкой, но это были уже мелочи! Главное – я был жив и достаточно боеспособен, чтобы продолжать за эту самую жизнь бороться!
Из коридора на шум в кухню вбежала какая-то старушка, но увидев вооруженного, окровавленного человека, пронзительно заорала и осела у стены, твердя: «Господи, пронеси! Господи, сохрани!»
Я бросился вперед по коридору, забежал в комнату, подскочил к окну – порядок! Окно комнаты выходило в соседний, практически точно такой же дворик, но он, в отличии от Пашутинского, был проходным! Тут за моей спиной раздался подозрительный шорох. Я обернулся и увидел безмолвно плачущую от страха молодую девушку, наверное еще школьницу, скорчившуюся в кресле.
– Не бойтесь, я ухожу! – как можно более миролюбивым голосом сказал я, хотя какое тут уж «не бойтесь!»: – Там, в коридоре, вашей бабушке кажется плохо!
– Что вы с ней сделали?! – сквозь слезы крикнула девушка.
– Ничего, она просто испугалась! – ответил я, уже повернувшись к хозяйке квартиры спиной и открывая окно. Потом я замер, посмотрел через плечо на девушку:
– Вы слышали перестрелку? Почему не вызвали милицию? А?!
– Я… Мы… Мы испугались! – еле выдавила из себя та, закрывая лицо руками.
– Эх вы… – я распахнул окно и выпрыгнул в соседний двор.
И все же: Хрена вам, а не Прибор!
Добежав почти до середины двора, до стоящих в куче, словно звери в стаде, машин, я уже начал тихонечко радоваться, как вдруг сзади, с крыши, по мне вновь хлестанула очередь.
«Зараза, уже успели перебраться, суки!», – выругался я про себя и запетлял, пригибаясь, и так, используя «маятниковый» ход, благополучно достиг арки, выводящей на боковую улицу. Надо было отрываться, уходить как можно дальше. Я, прижимая здоровой рукой к телу по-прежнему притороченный к поясу дипломат, понесся, пугая своим видом редких прохожих, по узкой улочки направо, к центру.
Потом я свернул раз, другой, третий, покружил по задним дворам заброшенной стройки, с ходу выскочил к древней, кирпичной стене какого-то монастыря, не долго думая, подтянул валяющуюся в снегу дощатую дверь, прислонил к стене, перелез, спрыгнул внутрь монастырского двора и понесся к воротам.
Дальше я бежал, стараясь держаться прямого направления. Вот позади остался Малый Трехсвятительский переулок, вот – Хитровский, тут мне пришлось еще раз перелезть забор, пробежать по двору, забитому строительной техникой и людьми, и, наконец, я выскочил на Яузкий бульвар.
Что бы наверняка обезопасить себя от погони, я прямо перед носом мчащихся машин перебежал бульвар и углубился во дворы. Наконец, еле живой, я остановился на углу Серебрянического переулка и Серебрянической же набережной Яузы.
Здесь было тихо. Совсем рядом гудели машины, лившиеся сплошным потоком по Малому Устьинскому мосту через Москва-реку, загораживая полнеба, высился знаменитый высотный дом на Котельнической набережной, но тут, на берегу замерзшей, покрытой толстым слоем грязного, серого льда, реки Яузы, не было ни души.
Я заметил в нескольких шагах от перекрестка телефонную будку, такую, какие ставили по всей стране в восьмидесятые годы – прямоугольное сооружение из дюраля, с выбитыми стеклами и расхлябанной дверью.
«Только бы телефон работал!», – молил я Бога, подходя к будке. Дверь со скрежетом распахнулась, я вошел, схватил холодную черную трубку, прижал к уху… Работает! Так, отлично! Какой там номер у Урусова? Двести шесть…
Из переулка, откуда я выбежал минутой раньше, мягко шурша колесами и солидно рокоча двигателем, плавно выкатился огромный, блестящий хромом и никелем, мотоцикл Харлей-Дэвидсон. Затянутый в кожу седок, повернув голову, посмотрел на меня…
Нас разделяло метров десять, но я узнал бы это лицо и за сотню. Из-под кожаного шлема с наушниками на меня смотрела Ирина, та самая, питерская гостья, потревожившая одинокого командировочного в гостинице в первый день приезда. Я от неожиданности застыл с трубкой в раненой руке, сердце дало перебой и забилось с бешеной частотой. Нашли!
– Здравствуйте, господин Бука! – чуть насмешливо сказала Ирина и коснулась ногами асфальта, останавливая огромный мотоцикл: – Видите, мы с вами вновь свиделись! Вы, однако, оказались прытким молодым человеком, сударь!
В ее голосе сквозила насмешка, но я смотрел в голубые глаза женщины и видел в них только холодную деловитость и жестокость.
– Что вам нужно? – хриплым голосом спросил я, одновременно вешая трубку и незаметно берясь за рукоять пистолета.
– Как иногда мужчины любят казаться тупее, чем они есть на самом деле! – деланно рассмеялась Ирина: – К чему эти голливудские вопросы? Вы же сами прекрасно знаете, что мне нужно! Но, как я поняла из сегодняшнего побоища, дипломат вы мне сами не отдадите? Я так и думала, а кое-кто из моего непосредственного руководства предполагал это сразу, поэтому, по его просьбе, ваша жена сегодня утром любезно согласилась поехать с нашими людьми погостить в одном очень неплохом местечке!