– Все, Волохов, разговор окончен, – Александр Ярославович отошел к машине, наклонился и постучал в стекло.
Парнишка неловко вылез из «Волги» и встал рядом с ним, тиская в руках полотняную сумку. Черные мешковатые брюки болтались на тощих бедрах.
– Ну, здравствуй, – Волохов обреченно вздохнул и протянул руку.
– Здравствуйте, – ладонь у паренька была хрупкая, как елочная игрушка.
– Говорят, ты языки знаешь?
– Да, – Иван покраснел и опустил глаза.
– И бесов изгоняешь?
Паренек покраснел еще сильнее.
– Несколько раз у меня получилось.
– Вот что, молодые люди, – сказал Александр Ярославович, – дел невпроворот, так что познакомитесь в процессе работы.
Сев в машину, он захлопнул дверцу, но, подумав, опустил стекло.
– Волохов, подойди сюда. Отвечаешь за него, понял? – сказал он, понизив голос.
– Я и так за все отвечаю! Давайте, валите все на меня, беззащитного, безответного…
– До свиданья, Иван, – попрощался Александр Ярославович, не обращая на Волохова внимания, и захлопнул дверь.
Стоя рядом, они смотрели, как «Волга» выехала на Ленинградку и затерялась в гуще автомобилей.
– Что в сумке-то?
– Крест, икона, святая вода, ряса.
– Ох-хо-хо… Ну, пойдем, отрок.
Волохов повел паренька через Ленинградский рынок – есть хотелось неимоверно. Не торгуясь, он купил у небритых продавцов «настаящие» крымские помидоры, огурцы и зелень, яблоки и позднюю клубнику. Знакомый запах заставил его свернуть за палатки. Трое мужиков торговали свежей рыбой. Волохов выбрал крупного сазана. Иван предложил свою помощь, Волохов передал ему сумки и пошел в мясные ряды. По дороге купили квашеной капусты, картошки и салата. Парная свинина стоила, как вырезка занесенного в красную книгу исчезающего животного. Напоследок прикупив сладостей, хлеба, молока и яиц, они, нагруженные, как ишаки, поспешили домой. Я тебя откормлю, думал Волохов, посматривая на мальчишку. Ты у меня станешь упитанный и розовый, как Хрюша из «Спокойной ночи, малыши». Иван семенил за ним, стараясь не отстать, но успевая в то же время глазеть по сторонам.
– Ты что, первый раз в городе?
– Нет, – паренек опустил голову, застеснявшись, – я бывал в городе. В Кириллове.
– О-о, – протянул Волохов, – знакомые места. Озеро там шикарное.
– Да, там красиво.
Они поднялись по лестнице. Волохов передал ему свои пакеты, открыл дверь и сделал приглашающий жест.
– Заходи, бандит, в КПЗ.
– Спасибо, – мальчишка удивленно захлопал глазами, но потом, поняв, что это шутка, вежливо улыбнулся.
Волохов мысленно обругал себя последними словами.
– Направо кухня, там на стол все брось. Сейчас жрать будем!
Он запер дверь и прошел следом. Иван аккуратно раскладывал на столе продукты.
– Так, давай-ка, иди осмотрись, а я тут быстренько все сделаю, – сказал Волохов, засучивая рукава рубашки.
Парень собрал пустые пакеты и послушно пошел в комнату. Волохов быстро начистил картошки, нарезал мясо и поставил на плиту сковородку. Не удержавшись, откусил мягкого белого хлеба и заглянул в комнату.
Иван рассматривал висящие на стенах фотокопии современных художников. Склонив голову, он делал шаг в сторону, потом возвращался на место, выбирая удачный ракурс.
Услышав шаги, он оглянулся.
– Какая страшная картина, – сказал он, показывая на репродукцию Сараямы.
На картине голый ребенок сидел, раскинув пухлые ножки, на каменистой земле. У ног его умиротворенно примостилась огромная железная собака. Стальные бока чудища бросали по сторонам блики, ребенок улыбался, а на заднем плане, из-за горизонта, всходила мертвая планета.
– Почему страшная, – невнятно спросил Волохов с набитым ртом, – просто прикольная.
– Одиночество, – пояснил Иван, – ему даже поиграть не с кем. Только с железной собакой.
– Но он же доволен.
– Он просто не знает другой жизни.
Волохов помолчал, проглотил хлеб.
– А тебе было с кем играть?
– Нет.
Волохов услышал, как заскворчало масло, и вернулся в кухню.
Отбив ножом два куска свинины, он бросил ее на сковороду.
– А что ты скажешь насчет вот этой картины, – спросил он, вернувшись к Ивану и указывая на репродукцию «Поцелуй вампира».
На полотне в страстных объятиях зеленого крылатого чудовища со змеиным телом застыла обнаженная женщина. Из-под когтей, впившихся в ягодицы, сочилась кровь.
– Это – гибель, – сказал Иван, качая головой. – Она губит себя, но ничего не может поделать. Плоть правит ее сознанием, а разум спит или умер.
– А то, что она голая, тебя не смущает?
– Нагота здесь вторична. Гораздо печальнее, что она вручает ему не только тело свое, но и душу.
Волохов крякнул. Мальчишка, однако, был не так прост.
Мясо покрылось аппетитной корочкой. Волохов поперчил, посолил и перевернул его. Попробовал ножом булькающую в кастрюле картошку. Почти готово.
– Ну, Иван, мой руки и прошу к столу, – крикнул он.
Крупно нарезав самый красивый помидор, он разложил мясо и картофель по тарелкам и посыпал нарезанной зеленью. Вывалив квашеную капусту в керамическую миску, покропил ее подсолнечным маслом и, нарезав хлеб, уселся за стол. Иван встал на пороге, смущенно улыбаясь.
– Давай, давай, не стесняйся, – Волохов набил рот мясом, картошкой, добавил капусты и, энергично пережевывая, указал на табурет напротив себя.
– Павел …, простите, не знаю вашего отчества…
– Ничего, ничего, сойдет и Павел.
– Я не могу это есть.
– Это почему?
– Так ведь пост, – удивленно всплеснул руками Иван, – Апостольский пост нынче.
Волохов перестал чавкать и медленно оторвал взгляд от тарелки.
– Что ж ты не сказал? Я бы рыбу пожарил.
– И рыбу сегодня не могу – среда.
– Ваня, ты худой, как велосипед. Хоть чего-то можешь съесть?
– Могу есть хлеб, могу капусту, овощи, фрукты, орехи. Могу воду пить.
– Эх, – горько вздохнул Волохов, – а может, давай, а? Хоть немного?
– Не могу, – виновато пожал плечами Иван.
Волохов отложил вилку и тяжело вздохнул. Потом помыл яблоки, клубнику и поставил перед Иваном.
– На, страстотерпец, насыщайся.
Аппетит пропал. Поковырявшись в тарелке, Волохов отодвинул ее. Иван ел капусту с черным хлебом. На десерт были фрукты. Клубника показалась Волохову пресной и водянистой.