Потом пили горячий чай. Волохов осоловел, голова его стала клониться к столу, словно кто-то пригибал ее. Наконец он не выдержал.
– Все, ребята. Пойду спать.
Иван тоже стал клевать носом и Брусницкий ему предложил подремать часок-другой. Сиденья раскладывать не стали – на заднем уже вовсю храпел Волохов. Иван привалился к стеклу и быстро уснул.
Проснулся он под утро. Джип катился в плотном тумане, пытаясь пробить встававшую впереди серую стену желтым светом противотуманных фар. Дорога была пуста, по обочинам стоял темный, почти скрытый туманом, а потому загадочный лес. Брусницкий, сосредоточенно смотревший на дорогу, заметил, что Иван проснулся, и пожелал доброго утра.
– А который час?
– Пять. Еще часа три с половиной. Только бы поворот не прозевать.
Иван открыл окно и вдохнул влажный воздух. Туман сразу попытался пробраться внутрь. Ивану показалось, будто кто-то большой и неприятно мокрый, живущий в темном лесу, хочет залезть в машину, и он поспешил поднять стекло.
К семи часам туман стал рассеиваться. Проехали деревню. Старые избы за покосившимися заборами слепо щурились сквозь клочья тумана. День вставал пасмурный. Брусницкий притормозил и сверился с картой. Позади заворочался Волохов. Приподнявшись, он огляделся, затем сел и, открыв окно, высунул голову из машины.
– О-о, узнаю знакомые места. Сергей, скоро поворот на грунтовку, а там километров десять – и мы на месте. Если не застрянем. К монастырю не подъезжай, там иногда туристы стоят.
– А куда ехать?
– Я покажу.
– Как себя чувствуешь?
– Хреново.
– Подлечишься?
– Можно.
Брусницкий остановил машину, достал из багажника минеральную воду, водку и пластиковый стаканчик.
– Ну, твое здоровье, – Волохов приподнял стаканчик.
– Давай, давай.
Как-то незаметно перешли на «ты», и это казалось естественным, словно они были знакомы много лет.
Волохов опять задремал. Брусницкий окликнул его, когда разбитая грунтовая дорога подошла к лесу.
– Нормально едем, – одобрил тот.
Когда над деревьями показался разрушенный главный купол монастыря, Волохов выбрался из машины и пошел вперед, сунув руки в карманы куртки и поеживаясь от озноба.
Вернулся он быстро.
– Так и есть, туристы, мать их, – проворчал он, – сворачивай в лес.
Петляя между елями проехали метров пятьсот иногда буксуя в болотистой почве и остановились у крутого спуска, поросшего молодыми осинами и березами. Впереди блеснула вода.
– Дальше не смогу, – сказал Брусницкий, выключая двигатель.
– А дальше и не надо.
Все вышли из джипа. Брусницкий огляделся.
– Комаров тут, наверное… Ну что, будем палатку ставить?
Иван вздохнул полной грудью. Пахло старыми сопревшими листьями и близкой водой. Трепетали на ветру листья осин, низкие облака, казалось, повисли над самыми верхушками деревьев.
– Без меня справитесь? – спросил Волохов.
– Вполне. Или перекусим сперва? Там еще водка есть.
– Все, теперь не надо, – Волохов, придерживаясь за деревья, стал спускаться по склону, – не ждите меня до вечера.
Брусницкий с Иваном смотрели, как он спустился вниз, вышел к воде и, оглядевшись, направился вдоль берега.
– Ваня, вы знаете, кто он?
– Нет, – неуверенно ответил Иван, – но он очень необычный человек.
Брусницкий хмыкнул.
– Это, Ваня, вы сильно смягчили.
– Сергей Владимирович, вы не могли бы обращаться ко мне на «ты»? А то мне как-то неловко.
– Договорились. Давай-ка ты, Иван, собирай дрова, а я займусь палаткой.
Волохов проломился сквозь кустарник и попал на закрытую маленькую полянку у самого края воды. Редкие метелки камыша подступали почти вплотную к покрытому травой берегу. За камышом была широкая водная гладь. Серая вода под нахмуренным облачным небом выглядела неприветливо. Ветер поднимал рябь, гнул шелестящий камыш и осоку. Волохов снял одежду, и его охватила дрожь, когда ветер сдул с тела остатки тепла. Противоположный берег, тоже поросший осокой и камышом, был пуст, как и все озеро, насколько можно было охватить взглядом. Где-то там простирались болота, которые не то что летом, но и зимой большей частью непроходимы.
Волохов шагнул в воду. Она была холодная и немного мутная, а дно мягким, илистым. Иногда под ногу попадали скользкие коряги. Зайдя в воду по колено, он раскинул руки и поднял к небу лицо. Дрожь прошла, были только он, озеро и ветер. Он зашептал древнюю молитву. Он просил вернуть силу, просил всех богов, которых знал, и даже того, кто эту силу отнял. Просил вернуть хоть на короткое время. Ему казалось, что от озера исходит свет, и он глотал этот свет и пил ветер.
Не открывая глаз, он шагнул вперед и нырнул, сложив над головой руки.
Он плыл над самым дном, и за ним тянулась полоса взбаламученного ила. Подводная живность прыскала в стороны, прячась в тине и водорослях от стремительной живой торпеды. Здесь он был дома, здесь он был готов схватиться с кем угодно. Меняя направление, он кружился в воде, наслаждаясь свободой и движением. Внезапно проснулся голод. Он устремился к поверхности. Выводок уток, почувствовав исходящую из глубины угрозу, устремился в камыши. Пушистые птенцы, смешно мельтеша под водой лапками, старались не отстать от матери. В стороне три селезня, презрительно посмотрев на суету семейства, продолжали кормиться, ныряя за мальком. Внезапно вода поднялась возле одного из них, словно от упавшего в воду огромного камня. Успев лишь коротко крякнуть, селезень исчез под водой. Два оставшихся забили в панике крыльями, взлетели и, испуганно крича, понеслись над озером.
– Эх, надо было ружье захватить, – Брусницкий проводил глазами галдящих уток, – хорошо, хоть удочки взял.
Костер потрескивал сухими ветками. Иван, пыхтя, приволок длинное бревно и теперь, примериваясь, ходил вокруг с топором. Брусницкий разбирал продукты и складывал их в палатку. Палатка была большая, с надувным полом и противомоскитной сеткой.
– Хлеба почти нет, – бормотал он, – зато тушенки навалом. Иван, ты как относишься к тушенке?
– Положительно.
– Правильно, и я тоже. Но на одной тушенке долго не протянем. Придется завтра съездить в деревню. Достань котелок. Там где-то, под спальником.
Под вечер пошел мелкий нудный дождь. Они сидели на уложенном возле костра бревне, накрывшись куском брезента, и ели тушенку, подогретую на костре, по очереди черпая из котелка алюминиевыми ложками.
– Надо бы оставить, – рассудительно сказал Иван, заглянув в котелок.
– Ничего, разогреет еще, – успокоил его Брусницкий, – кто не успел – тот опоздал!