За столом, уставленным яствами (чего тут только не было!), восседал, как император Нерон, Гоша Кочевей. С повязанной на шее салфеткой он ловко орудовал ножом и вилкой, разделывая гуся.
– Проходи, – сказал он, указывая ножом на соседнее кресло.
Я принял его приглашение. Опустился в кресло и с аппетитом посмотрел на стол. Качели срубил мой взгляд и правильно его истолковал.
– Угощайся. Не бойся, пища экологически чистая. Не отравленная. Вина хочешь?
– Спасибо. Откажусь. Не люблю я кислый забродивший сок.
– Да. Я знаю. Ты спец по пиву. У меня и пиво найдется. «Старопрамен» темное? Сойдет? Я кивнул.
– Под твоим стулом пара бутылочек есть. Давай доставай их. Выпьем. Мне‑то врач не разрешает. Вот и прячу от всех, чтобы не знали.
Качели рассмеялся. Так смеяться мог только каннибал после вкусного ужина.
Я и вправду нащупал две пивные бутылки. Поставил их на стол, скинул пробки и наполнил бокалы. Я положил себе на тарелку мяса, отломив кусок от целого жареного гуся, по три ложки разных салатов, немного картошки‑фри. И чинно приступил к раннему ужину, осматриваясь по сторонам.
Кабинетик мне нравился. Маленький, уютный. На двоих. Темно‑зеленая драпировка стен. Бра на стенах на две стилизованные свечи давали тусклый, но приятный свет. Обстановка располагала либо к задушевному разговору под пиво и гуся, либо к интиму. Второе отпадало начисто.
Сначала мне казалось, что Качели не обращает на меня внимания. Может, забыл, кто сидит рядом с ним. Потом понял, что авторитет не имеет привычки разговаривать за столом. Наконец Качели насытился. Очистил свою тарелку, сложил подле вилку и нож, взял в руки бокал и откинулся на спинку кресла.
– Как дела твои, сыщик? – поинтересовался он тусклым голосом.
Я запнулся. Хороший вопрос. Отвлеченный.
– Нормально. Жить пока можно и есть на что, – ответил я.
– А как наше дело? Что‑нибудь полезное узнал?
– Неужели Дубай тебе ничего не докладывает? Не верю, – отозвался я.
– Одно дело Дубай. Другое дело ты. У вас разное представление о жизни.
Качели причмокнул губами и разом опустошил стакан. Утер усы и вновь налил себе пива.
– Я обещал тебе, Туровский, что вряд ли ты когда‑нибудь увидишь меня вновь. Но обстоятельства меняются на глазах. С каждой минутой мир все больше не тот, что был ранее. Близится юбилей, и все точно с цепи сорвались. Спецы чистят теневую экономику. Накрылись два моих игорных дома. У меня перекупили два выгодных контракта, но это обычное дело, если бы не одна маленькая деталька. За всеми операциями стоит Ульян Мертвый. Он активно копает под меня. И, как я узнал, не только под меня. Такие же трудности испытывают все семьи Петрополиса. Мы в другое время легко могли бы собраться вместе и задавить щенка, но пока нам не поднять головы. За каждым движением следят полицейские и люди ФСБ. Этим, если подумать, по барабану все в моем мире, но два моих человека уже арестованы. Им выдвинуты обвинения в шпионаже. Бред какой‑то. И этот бред на руку Мертвому. Кто‑то прикрывает его на самом верху…
– Но не Пятиримов, – оборвал я Качели. – Он не более чем марионетка с большой буквы. Им управляют. Кто? Я пока не знаю. Думаю, что какой‑то «серый кардинал». Человечек с виду маленький. Никто о нем не скажет, что он могуч.
– Дубай передавал мне о грядущем теракте. Ты знаешь, где должен быть взрыв?
– Пока нет, – не дрогнув, солгал я. – Но думаю, что в ближайшие пару дней сумею узнать. Мыслишки есть.
Больше мы о деле не говорили. Я просидел с Качели еще два часа. Мы пили пиво. Много говорили, но темы все были посторонние. О политике, о бизнесе, экономике, бандитизме.
Мы распрощались, когда Качели недвусмысленно намекнул, что аудиенция окончена. У выхода из кабинета меня встретил Дубай с раздосадованной физиономией.
– Парадный вход блокирован. На причале журналюг скопилось, как грязи. Они не должны тебя видеть.
– Порядок, – согласился я. – Потом отгоните «икар» на место. Да привези своего гения‑хирурга, чтобы он мне родное лицо вернул.
Я покинул «Корчму» с черного хода. До ближайшего канала, где можно было безопасно поймать такси, оставалось пять или шесть дворов и открытых площадок, которые мне предстояло пройти неузнанным. Дубай предлагал охрану в сопровождение, но я отказался.
Зря!
В третьем от «Корчмы» дворе меня ждали.
Опасность я прозевал, как последний олух, на которого внезапно свалилась удача в виде золотого дождя, а он оказался настолько глуп, что пропустил все золото мимо кармана. Я влип в капкан и обнаружил, что зажат со всех сторон только тогда, когда ловушка с треском захлопнулась, а правое ухо затопила боль. От первого удара я покачнулся, но устоял на ногах, одновременно возвращаясь к реальности. Четыре безликих мужичка толклись возле меня явно не с дружескими намерениями. Пятый что‑то хотел, пытался заговорить со мной, но из горла вместо слов лились нечленораздельные звуки, перемежаемые отборным матом. Он уже заносил руку для нового удара, когда я вышел из оцепенения. Поднырнул под удар и оказался у него за спиной.
Двор был по‑петропольски глухой, колодцем. Стены, расцвеченные татуировками надписей, обросли моховой шубой. Унылая урбанистская картина. В такой атмосфере помирать совсем не хочется. Что увидишь напоследок? Серость. Грязь. Темень. Узкий закопченный клочок неба. Увольте.
Я медленно отступал от безликих. Они нравились мне все меньше и меньше. Я никак не мог понять, что им от меня надо. Но намерения у них были самые что ни на есть серьезные. Убить и растоптать. Но с какой целью? Вообще, зачем я им сдался? Единственное спасение проглядывало узкой световой полосой за их спинами. Арка, куда я направлялся. Она выводила на набережную, где можно поймать такси, да и людей всегда вдосталь. Но чтобы достичь этой арки, скрыться в ее спасительном свете, нужно было проложить путь сквозь врагов. Стало быть, драка. Почему‑то о пистолете, что торчал у меня в кармане пиджака, я забыл напрочь, оценивая свои силы. Сравнение явно шло мне не на пользу. Безликие были куда мощнее и решительнее, но противника не выбирают, он сам находится.
Передохнуть мне не дали. Когда отступать стало некуда, спиной я уперся в холодную мокрую стену, они ринулись в бой. Я увернулся от одного, ткнул кулаком в брюхо второму, пнул третьего и оказался у них за спиной. Но развить прорыв не получилось. Мне двинули в лоб с силой, сравнимой разве что с попыткой остановить своей черепушкой самосвал на скорости сто шестьдесят километров в час. Я покачнулся, но выстоял. До следующего удара, который не заставил себя долго ждать. Безликий наградил меня серией тычков по всему телу и залепил в челюсть. Мои ноги подкосились, и я упал. На пистолет. Как я ему обрадовался! Это ни словом не сказать, ни пером, как говорится, не описать. Я откатился с зоны поражения, выдергивая из кармана пушку. Вид моего пистолета безликих не отрезвил… Они ринулись на меня как свора бешеных псов, ведомая вожаком‑оборотнем. Пришлось образумить психов. Я выстрелил им под ноги. Не помогло. Они уже тянули ко мне руки, ухмыляясь. Я вскинул пистолет и дважды нажал на спуск, целя в тело. Безликого, что казался мне вожаком, согнуло. Пули угодили прямо в живот. Он зажал рану руками. Пытался что‑то сказать, только хрипел и плевался кровью. Его друзья в ужасе остановились и взирали на товарища глазами обложенных красными флажками волков. Они почувствовали во мне опасность и больше не стремились убить. Жажда смерти оказалась утолена. Они топтались вокруг вожака, который загибался. Я поднялся с мостовой, не выпуская из поля зрения безликих. Они висели у меня на мушке. И осторожно стал отступать к арке. Никто не бросился за мной вдогонку. Мне дали уйти.